Мне показалось, что она хочет сказать: а теперь, кроме таких вот посетителей, вроде вас, никого не дождешься.
— В общем, я даже не представляю, как могла пропасть эта злосчастная шпага. Даже если бы кто-то посторонний проник в квартиру, здесь нашлись бы вещи более ценные, — это она сказала с гордостью.
— Действительно, — согласился Яков, — в этой истории очень много непонятного. — Он помолчал. — Скажите, Ираида Павловна, сын, конечно, бывает у вас? Нам бы хотелось с ним побеседовать.
— Бывает. Не так часто, как хотелось бы одинокой, стареющей матери…
— Ясно.
— Нет, нет, он хорошо, заботливо относится ко мне. Раньше ему было трудно содержать семью и помогать матери. Теперь его дела значительно поправились, и он имеет возможность поддерживать меня материально — у него хорошая работа.
— Где они живут?
Она сказала адрес и обеспокоенно спросила:
— Надеюсь, вы имеете в виду круг его знакомых, а не его самого?
— Безусловно, — кивнул Яков. — Покажите нам, пожалуйста, футляр от шпаги — она ведь, я понял, была в футляре?
— Глаша! Достань футляр от шпаги профессора. Он там же, на антресолях.
Я вышел в прихожую, прошел в коридор, где Глаша уже раздвигала стремянку, и предложил ей свою помощь.
— Ни к чему, — отрезала она, — сами пока справляемся. А чего у нас там сложено, никому не касаемо.
Ну и семейка, честное слово!
Глаша тяжело взобралась на лестницу, защелкала тугими шпингалетами, распахнула дверцы антресолей. Помолчала, что-то передвинула, чем-то загремела.
— Нету! — злорадно крикнула она в глубину шкафа.
Ираида Павловна, профессор выскочили в коридор. Яков уже стоял за моей спиной.
— Чего нету? Глаша, ты что ищешь?
— Чего сказано — коробку от сабли вашей. Справа всегда лежала. Вчера я на нее зонтики зимние клала — сами наказывали. Теперь нету.
— Да чего нету? — ломая руки, вскричала "графиня". — Зонтиков?
— Коробки нету, — злым басом бухнула Глаша.
— Кто был у вас вчера? — резко спросил Яков, задрав голову.
— Никто. Сами с хозяйкой в кино выходили. А гостей у нас после поминок и сороковин не бывало.
— Да, да, — подтвердила взволнованная новой неприятностью Ираида Павловна. — Мы были в кино. Павлик достал нам билеты на премьеру.
— Он тоже ходил с вами? — спросил я.
— Нет. Только дождался нас у кинотеатра и передал билеты. У него свои дела, свои интересы.
— Как сказали бы Брокгауз, Ефрон и Егор Михайлович, осмотр места происшествия может дать самые неожиданные результаты, — проворчал Яков, садясь в машину. — Что и случилось. Твое мнение, Сергей?
— Не знаю, Яша, рано пока мнение иметь, тем более — высказывать.
— Уверен, боданула "графиня" эту саблю какому-нибудь престарелому поклоннику. А еще разуваться заставляла!
— Не торопись с выводами.
— А что? Привыкла к широкой жизни за надежной спиной известного и обеспеченного мужика, не отказывала ни себе, ни сыну ни в чем, забот не знала. А теперь? Разбитое корыто! "Ценные вещи" у нее. Как же! Все уж небось спустила. Видел, полочки-то поредели — до книг дело дошло. А тут такая возможность поправить дела. Причем практически без всякого риска.
— Как это? А профессор?
— Ну и чижик ты, Оболенский, прямо наивный тюльпан. Ты где работаешь? Профессора она за горло держит… своею слабенькой рукой. Рыльце у него явно в пушку — это без очков видно. Не ясно пока только, в каком курятнике он побывал. Впрочем, можно догадываться: старый холостой друг дома, муж часто на гастролях, и так далее, и тому подобные банальные ситуации и взаимоотношения.
— Но если это так, она могла бы как-то иначе выйти из положения. Не опускаться до кражи.
Яков усмехнулся:
— Кража. Это мы так квалифицируем. Попробуй ей это доказать. Однако согласен, кое-что здесь не очень вяжется. И кажется мне, что они оба не то чтобы что-то знают, но что-то очень стараются скрыть.
— Да, мне тоже так показалось.
— Ладно, завтра вызывай профессора, посидим с ним плотненько, а уж потом будем решать, как нам дальше жить.
— А начальству что доложим?
— Ситуацию обрисуем, а выводы придержим. Тем более что их у нас все равно еще нет.