Бригадир добросовестно задумался. Почесал бороду, вспоминая. Брови пошевелились, застыли в напряжении.
— Однако случалось как-то. Вот когда — не помню точно. Вроде до войны еще. Или нет? Не помню.
— До первой мировой, что ли? — опять усмехнулся Андрей. Он убедился, что водка не та — "Старорусская", да и брали ее раньше, два дня назад.
Бригадир, видимо, уже знал о случившемся в Синеречье, встревоженно наблюдал за Андреем, не выдержал:
— Что я тебе скажу, начальник? Мы, конечно, выпивающиеся, но ведь не голь последняя. Деньжата, слава богу, имеются. И чтоб ночью за бутылкой гонять, чтоб старого мужика из-за нее до смерти ударить — такого из наших никто не может. Ты мне верь!
— Никто, говоришь? Люди-то в бригаде разные, всякие.
— У меня не разные-всякие. Они у меня все отбор прошли — как в разведку выбирал. Я их вот как знаю! — Он сжал и поднял огромный кулак. И вот так держу. Не сомневайся, милиция, не там ищешь.
Едва Андрей вернулся в село, ему позвонил доктор Федя. Освоившись с новой ролью, щеголяя терминами, как заправский судебный медик, доктор Федя говорил долго и нудно. Андрей отметил главное: "…проникающее ранение металлическим предметом (вышеназванным штырем) в область правой височной кости, повлекшее за собой мгновенную смерть потерпевшего… исходя из того-то и того-то (см. пп. 3–7), можно предположить, что ранение нанесено в пределах времени от 24 до 2 часов…"
"Значит, — подумал Андрей, — время я знаю почти точно — с часу до двух".
Андрей отпер входную дверь магазина, распахнул окна, выглянул: к магазину направлялась его авторитетная комиссия. Впереди беззаботно бренчал ключами толстый Ворожейко, за ним, поблескивая большими очками ("и для вдали, и для вблизи", как он пояснял), прихрамывал бухгалтер Коровушкин. Замыкал шествие внушительно шагавший Виктор Алексеевич, исполненный сознанием важности предстоящей миссии.
Первым делом вскрыли кассовый ящик. Ворожейко, хотя и видел, что ящик цел, не сдержал облегченного вздоха — все деньги на месте, да и не так много их было. Выгребая бумажки на стол, Андрей вдруг почувствовал под рукой что-то твердое. Это был паспорт. Дашуткин. Гражданки Алексеевой Дарьи Михайловны. Не сдержав удивления, он вопросительно посмотрел на завмага. Тот растерянно, тоже недоумевая, пожал плечами.
— Продавщицу пригласи.
— Нету ее, болеет. Я целиком за нее управляюсь.
Андрей нахмурился, молча сунул паспорт в планшетку.
Проверка магазина показала, по выражению партийного секретаря, "исключительно высокую финансовую дисциплину данной торговой точки". Ратников выписал для себя то, что было похищено: ящик водки, две бутылки коньяка, два батона вареной колбасы, несколько плиток шоколада. Смежный с продовольственным отдел промтоваров ничуть не пострадал. А ведь здесь были очень дорогие вещи. "Ничего себе убийство с целью ограбления, — подумал Андрей. — А может, все-таки не убийство и не ограбление?"
Ворожейко суетливо пошарил в карманах, пожал плечами и попросил у бухгалтера ручку, чтобы подписать акт и протокол.
— Обронил где-то свою, — расстроенно пояснил он. — Ручка-то простенькая, школьная, а стержень в ней хороший был — густой.
— Голубой? — поинтересовался Андрей.
— Нет, черный — у меня к таким слабость.
— Так вы зайдите ко мне, — добродушно сказал Андрей. — Я на днях подобрал какую-то. Посмотрите, может быть, ваша.
Видно, Ворожейко все-таки уловил что-то в его голосе: отошел, стал смущенно запихивать под кассовый ящик толстую захватанную тетрадь.
— А это что за документ? — протянул руку Андрей.
— Это, виноват, Андрей Сергеевич, так называемый "поминальник". Мне иногда приходится в долг отпускать, до получки — в основном спиртные напитки. Иду, можно сказать, навстречу пожеланиям. Но вы не беспокойтесь на сегодняшнее число должников не числится.
Секретарь нахмурился, взял тетрадь, полистал, вернул ее Андрею и многообещающе посмотрел на завмага. Тот, поймав и правильно оценив этот взгляд, виновато потупился, толстые щеки его покрылись розовыми пятнами.
Когда работу в магазине закончили, Андрей попросил Виктора Алексеевича и Коровушкина зайти вместе с ним к Дашутке.
— В качестве понятых, что ли, — неловко пояснил он. — За Степанычем именной револьвер записан, надо изъять его.
Дашутка встретила их молча. С упреком и, как показалось Андрею, с затаенной тревогой в синих глазах взглянула на него, перекинула на грудь косу, пробежала по ней пальцами.
— Дарья Михайловна, — взял на себя трудную миссию секретарь. — Мы тебе все соболезнуем. Деда твоего крепко уважали и всегда помнить будем. Понимаем, как тебе тяжко, но — ты уж извини — сейчас мы к тебе по делу. Передай милиции дедов револьвер.