– Я к нему не прикасался. Ну а как иначе-то? Не мог же я девчонку одну по темени к вам отправлять, да и стеречь это вот не оставишь. Барбосов там стая целая.
– На будущее – все-таки лучше не трогать, – поделился Остапчук житейской мудростью, – улики все-таки.
– Я не трогал! Собаки трогали. Вот, завернул, принес, а тут разбирайтесь сами, недосуг мне. – И Колька удалился, оставив оперов в тягостных раздумьях.
Через окошко Акимов наблюдал, как пацан, выйдя из дверей, поднимает с лавочки зареванную Ольгу, что-то объясняет, наконец с жестом, который может означать только одно («подбери нюни»), уводит в сторону отчего дома.
– Хорошие у нас места, спокойные. Разве что о черепушки спотыкаешься, – бормотал Остапчук, потирая лицо. – Серега, попали мы с тобой. Снова.
«Ты прав, старший товарищ. И снова, и снова… Вот уже который год войны нет, а разные решения, приказы – нормализовать оперобстановку в городе, об исполнении доложить. Как же так, хребет фашистскому зверю сломали, а своих зверюг отловить не можем. Вон, даже девчонку спокойно не проводишь. Ну а если все-таки…»
Вслух Сергей предположил:
– Так, может, это еще с войны. С декабря сорок первого, тут, говорят, столько народу в сорок первом на станции полегло – руки-ноги разлетались. Может, и это… откуда нам знать?
Опытный товарищ ехидно кивнул:
– Ну да. Слышь, фронтовик, совет забесплатно: при Сергеевне еще не ляпни, а то задаст она тебе перцу. Извлечет свою лупу и моментом повесит на нас глушачок.
– Так и так уже висит.
Старший товарищ и не чихнул в его сторону, а заявил вполне уверенно:
– Я тебе и без нее, и без лупы то есть, могу точно сказать: пассажиру нашему от силы года два-три и это мужик.
– Из чего это следует, Шерлок Холмсыч? – скромно спросил Сергей.
– Ты бы в другом месте умничал да по другому поводу, – посоветовал Остапчук. Откинув робу, он обнажил череп, найденный Колькой, и принялся объяснять, указывая карандашом:
– Чего тут… все и так видно: твердый мозг – вот, на оболочке – и корешки засохшие в глазницах. Ну а то, что мужик, то где ты бабу с таким жбаном на плечах видел? – он показал руками на треть больше своей природной, весьма немалой, головы. – Да и морда больше мозговой части. В общем, относительно свежий, не сомневайся.
– Ну хорошо. Может, и от чего скончался, скажешь? Чего уж стесняться.
– Нет, не знаю. По затылку огрели, вот трещина. Но может, и нет.
Остапчук с непередаваемой печалью таращился на череп, который безмятежно взирал на него пустыми глазницами, как бы говоря: «Именно так, дорогой товарищ! Думаешь, что построил рай на земле, то есть сейф с делами разгрузил, – а я к тебе вот собственной персоной».
– Ничего не попишешь, – философски заметил Сергей, прикрывая находку, – что уж тут, у любого злодеяния есть такая особенность – всплывать, выкапываться. Ладно, делать-то с ним теперь что?
– Вот сейчас обернем – и в авоську, до утра за окном оставим.
– А вороны, а кошки?
– Повесим повыше – не доберутся. С утра Сорокин укажет.
– А ну как пропадет?
– Пропадет – так опять потом всплывет, – уверенно заявил Остапчук, – сам же говорил.
– Ладно.
С утра Сорокин, не слишком довольный тем, что за окном вверенного ему отделения красуются вещи, порождающие в сторонних наблюдателях, как он выразился, «мерехлюндии», раздал всем по ценным указаниям и сделал ряд внушений:
– Ты отправляйся к экспертам.
– Почему вдруг я? – попытался увернуться Остапчук.
– Потому что твоя идея была, – охотно объяснил Николай Николаевич, – Акимов наверняка бы поскакал среди ночи на Петровку. Так, а ты, Сергей Павлович, отправляйся на место обнаружения и посмотри, не найдется ли еще чего.
– Так, а может, я обожду, пока он вернется, – снова влез Остапчук. Не улыбалось ему трястись в транспорте с такой ношей.
– Нет, ты прямо сейчас поедешь. Нечего ему тут атмосферу отравлять. Давай-давай, меньше слов, больше дела.
Недовольный Остапчук повез Колькину находку, а Сергей отправился на место, где она была обнаружена.
10
Самое поганое во всей этой ситуации – то, что дело произошло аккурат через дорогу от Натальиного логова. Вот-вот сейчас выползет и заведет свою шарманку… Ладно, отставить.
Итак, имеет место погорелый кусок земли, примерно десять на десять метров. Самое близкое обитаемое жилье – сараи-дровницы не считаем – через дорогу хибара чокнутой Введенской. Место, указанное Колькой, более всего походило на давнее пожарище – вокруг деревья, черные с одной стороны и зеленые с другой. Судя по отсутствию кирпичей и вообще следов фундамента, горело не жилье, а что-то из хозяйственных построек. Возможно, именно сараи – как раз по ту сторону дороги стоят свежепостроенные. Двадцатый век на дворе, а народ все суевериями страдает – не строится на пепелищах.