— А ты проверь, — посоветовал Башка.
— Пошли вместе! — подзадорил его Калабриец.
Башка со смехом поднялся со скамьи и вразвалочку двинулся по аллее вслед за Калабрийцем; кудрявый и Сырок унявшись за ними. А Негр вызывающе разлегся на скамье кверху брюхом и вытянул сперва одну ногу, потом вторую.
Хрен с ними, мне и тут хорошо.
На аллее, ведущей к Порта-Пинчана, еще было полно женщин, парней в свободных блузах, иностранцев, которые гуляли под неумолчный грохот джаза. У выхода из парка, за площадкой для верховой езды, аллея спускалась до погруженного в тишину Муро-Торто. Из мрака вынырнули трое пьяных солдат, потом какой — то парень на мотоцикле, и снова исчезли под низко нависшими ветвями деревьев. Справа тянулась ограда, а чуть ниже, в кромешной тьме пустыря, подсвеченного лунным лучом, виднелся еще один забор; им была обнесена посыпанная песком аллейка, где днем ребятишки играли в мяч, а служанки выгуливали хозяйских детей. По ночам же возле провонявшего конской мочой забора собирались боевые отряды шпаны. Они возникали из тени сгрудившихся на краю пустыря платанов или из густого кустарника вокруг манежа. Сюда захаживали матросы из Таранто и Салерно и черные, сухопарые шоферюги из Чиспады со свисающей до колен мотней, но в основном это было пристанище голодных оборванцев из Прати и Фламинио.
Едва Кудрявый и Сырок с двумя завсегдатаями Вилла-Боргезе достигли намеченной цели, тишина, царившая меж спуском и подъемом, как будто сгустилась.
— Дятел! — шепотом объявил Калабриец.
— Где? — завертелся Башка.
— Ты что, оглох?
— А ну тебя, дурак! — Башка уселся на ограду, решив ждать до победного.
На песчаной дорожке и впрямь слышался скандальный голос, долетавший из густой кроны каштанов, а может, из темных, затянутых металлической сеткой углов манежа. По мере приближения он становился все громче.
— Суки! Суки! — Голос умолк на мгновение, потом опять: — Суки!
Кричавший все больше распалялся. Насколько можно было судить, не видя его, он то и дело останавливался, круто поворачивался к манежу и в такой позе вопил. Или же шел медленно, спотыкаясь и свернув голову назад. А возможно, приложил ко рту ладони и орал так громко, что можно было услышать хрипы в легких.
— Суки! Су-уки!
Вот он снова затих — не иначе, чтобы перевести дух или сплюнуть. Сторонний слушатель по тому, как он растягивал “у” в слове, наверняка подумал бы: парень просто дурачится. Но голос постепенно садился — стало быть, кричавший не просто глотку дерет, а не на шутку взбешен и брызжет слюной. Крики, должно быть, достигали и манежа, и даже аллеи, доходящей до “Казина-делле-Розе”. Помолчав, этот неведомый голос опять выводил одно и то же слово: видно, другие от ярости на ум не шли.
— Суки!
Вскоре у ограды замаячила раскачивающаяся, как под сильным ураганом, тень. Руки ни на секунду не оставались в покое: то вытаскивали рубаху из штанов, то снова заправляли, то хватались за ограду, то выковыривали жвачку из зубов, то поправляли падавшие на лоб волосы.
— Су-уки! — завопил он еще громче, обращаясь к кому-то, кто предосторожности ради либо от страха прятался в тени.
Внезапно крикун рухнул на землю, но тут же поднялся и зашагал своей дорогой. Сделав несколько шагов, остановился, пошарил за пазухой и выдал еще одну витиеватую очередь “сук”, жуя слова вместе с резинкой и выплевывая сгустки слюны.
— Эй, Дятел! — окликнул его Башка с высоты ограды. — У тебя никак белая горячка началась — сам с собой базаришь!
Дятел вскинул голову кверху, потом опять оглянулся в сторону пустыря, где притаились его безмолвные, как сфинкс, противники, и в очередной раз выкрикнул:
— Суки!
Потом пошел вдоль ограды к дорожке и наконец достиг аллеи, где его поджидала наша четверка. Растолкав ребят, Дятел уселся на планки частокола. Он жевал, некрасиво разевая рот, скрипя челюстями и пуская слюни.
— Ты чего это, а, Дятел? — спросил Калабриец; глаза его смеялись при виде этого жвачного животного.
— Да чтоб они сдохли! — взвился Дятел. (От крика и напряженной работы челюстей его мордочка вся пошла морщинами.) — Трахаться не хотят!
— Да ладно лапшу-то вешать! — усомнился Башка, а Калабриец чуть не лопнул со смеху.
Дятел поднялся, встряхнулся, и, оборотясь к пустырю, приложил ко рту ладони.
— Су-уки!
— Перо! — приступил к делу Калабриец.
Дятел глянул на него невидящим глазом.
— У меня что, серьга в носу? — опять воззвал он к невидимым проституткам. — Или я вам пять сотен не могу отмуслить? Су-уки! — Он выбросил обвиняющую длань по направлению к пустырю. — Ну, завтра вечером я вам покажу, вы меня еще узнаете!
— А чего ты им покажешь? — поинтересовался Башка.
— Чего покажу-у? — переспросил Дятел, не переставая жевать и шмыгать носом. — Хрен им покажу, вот чего! На, держи. — Внезапно смягчившись, он сунул что-то в ладонь Калабрийцу.
Калабриец взял перо и стал рассматривать его на свет.
— У кого стибрил? — спросил Кудрявый.
— Да там у одного, на окружной, — пожевал губами Дятел.
— То есть как? — удивился Башка. — Ты же говорил, у американца.
Дятел и ухом не повел.
— А на кой оно тебе? — не унимался Кудрявый.
— Ты что? — вскинулся Дятел. — Да его за полтыщи загнать можно!
— Ну прям! — не поверил Кудрявый.
— А ты бы сколько дал? — с вызовом приступил к нему Калабриец.
— Да нисколько. Смех один!
— Айда по стакану! — вдруг предложил Дятел и, словно проснувшись, вихрем слетел с ограды.
— У него денег полно, — заметил Калабриец.
— Скажешь тоже — полно! — потянул носом Дятел. — У меня всего три сотни.
Кудрявый и Сырок сидели на заборе и ждали развития событий.
— Пошли! — Дятел, пошатываясь, направился к Порта-Пинчана.
— А что, пошли, — повторил Башка и потащился следом.
Кудрявый и Сырок не тронулись с места.
— Идете, чумазые? — вполоборота спросил Башка.
Уже под арками Порта-Пинчана они встретили Негра в компании коротышки с одутловатой бандитской рожей и стеклянными глазами. Этот тип из Аква-Булликанте по прозвищу Плут был известен всей римской шпане.
— Так, — подытожил Башка, — двое из Тибуртино, один из Булликанте, двое из Примавалле, один без роду без племени и Дятел из Валле Д’Инферно… Объявляется бандитский сбор всех римских окраин!
Они отправились в пиццерию против вокзала Термини и на деньги Дятла взяли бутыль вина. Потом, окосев, по виа Венето вернулись на Вилла-Боргезе, по дороге не упуская случая прицепиться к расфранченным богачам. Парк почти опустел. Из “Казина-делле-Розе” еще доносились звуки скрипок.
Возле манежа Дятел, словно очнувшись, вдруг начал вопить во всю мощь натруженных легких:
— Су-уки!
Потом перелез через ограду, шмякнулся мордой в пыль и мгновенно заснул.
— Черт возьми, — изрек Кудрявый, — какие бабочки на виа Венето!
— Пошли, может, каких свистушек тут подцепим, — встрепенулся Сырок.
— Быстрый какой! — возразил Калабриец, — На них башли нужны.
— А у нас что, башлей нету?
При таком заявлении все сразу навострили уши.
— Тогда пошли, — подытожил Негр, отбрасывая со лба кудри и плотоядно ухмыляясь. — Чего ж мы ждем?
Под луной они пересекли поляну, дошли до манежа и огляделись, но проституток уже и след простыл.
— Небось замели всех, — с видом знатока предположил Калабриец.
— Ну и ладно. — Сырок выбросил вверх два пальца. — Без них обойдемся.
Плут из Аква-Булликанте шутливо шлепнул его по ягодицам.
— Как не обойтись, вон какая у тебя жопка!
— Кому жопка, а кому хренопка! — уточнил Сырок.
— Иль твоя хренопка до задницы достает?
— А то! — гордо приосанился Сырок. — Еще и до твоей достанет.
— Один — ноль, — изрек Негр тоном, каким произносят “аминь”.
Они поднялись по склону с другой стороны поляны и вышли на аллею, где встретились прежде. Но там было еще слишком людно, чтобы устраиваться на ночлег. Блуждая меж деревьев парка, добрели до Казина-Валадье, каждый облюбовал себе скамейку и разлегся на ней.