– Лёшк, как думаешь, за сколько это крестик загнать можно будет? – спросил я у брата.
Тот взял его в руку, рассмотрел со всех сторон, взвесил зачем-то ещё раз, потом авторитетно заявил:
– За червонец, я думаю, не меньше… эх, заживём теперь так, что помирать не надо!
– Ты погоди, это только начало нашей хорошей жизни будет… да, апостолам про деньги ни слова – меньше знают, крепче спят, а то мало ли чего они надумают, когда эти богатства увидят.
– А про оружие?
– Так это ж для них, – сказал я, тряхнув холщовой сумкой с наганами, – щас учить их будем. Так что про оружие можешь говорить всё, что вздумается.
Апостолы сидели у окна, выходящего на реку с унылым видом, ожидая нас. Увидели – обрадовались, как я не знаю кому.
– Ша, пацаны, – сказал я, – идём в тот овраг учиться стрелять, а ты, Лёха, остаёшься здесь, сидеть на стремени. Если что, кричи громче.
Обучение прошло быстро и буднично – ничего сложного в этих наганах не было. Дал ребятишкам выстрелить по два раза, один промазал, правда, все разы, а второй нормально попал, почти по центру дуба.
– В людей-то не испугаетесь стрелять? – спросил я у них по дороге обратно.
– А чо такого? – ответно спросил Пашка, – подумаешь эка невидаль. Я запросто пальну.
– Стрелять только по моей команде, это раз, – начал я их инструктировать, – и только в ноги, это два. Накрайняк в грудь, но это если сильно припрёт. В голову даже не пытайтесь, всё равно промажете.
Время между тем шло, а никто так и не заявлялся по наши души… а как хорошо известно – ничего не хуже, чем ждать и догонять. Мы уже и поужинали тем, что от обеда осталось, а ничего вокруг так и не произошло. Напряжение висело в воздухе практически так же, как электрическая дуга от этого… прибора, который нам на физике показывали в седьмом классе.
– Слышь, Санька, – робко сказал наконец один из апостолов.
– Потап, – поправил я его.
– Я и говорю – слышь, Потап, а если никто так и не придёт, чо тогда?
– Чо-чо, – передразнил я его (если честно, я и сам не знал, чо тогда, но надо ж держать умный вид), – спать ляжем, а один караулить останется. Я первый, часа через три брата разбужу, а вы уж под утро тогда выйдете (это апостолам). Караулить будем на чердаке, оттуда и видно, и слышно далеко. А мы с брательником сейчас пойдём местность разведаем, откуда тут пути отхода-подхода лучше.
И мы с Лёшкой сделали круг вокруг нашего домика…
– Оттедова они пойдут, чо тут думать, – обиженно сказал Лёха, показывая на главную просёлочную дорогу, проходившую вдоль реки, – они ж не казаки-пластуны какие, чтоб на карачках по зарослям ползать.
– Не скажи, братуха, – туманно ответил я ему, – в этом деле лучше перестраховаться, чем недостраховаться. Вполне могут и сверху со склона спуститься… да и вдоль склона проходимая вполне местность, так что от мельницы тоже может быть приступ.
– А коли никто не придёт? – задал логичный вопрос он.
– Тогда радоваться будем, чо…
– Но каждую же ночь не насидишься в дозоре, – продолжил брат, – так что лучше бы этот вопрос одним махом и навсегда решить.
– Тоже верно, – согласился с ним я, – но за этих мужиков мы действовать не сможем, так что остаётся только ждать.
А тем временем уже стемнело, апостолы улеглись спать вповалку на остатках какой-то овчины, доставшейся нам в наследство от выгнанных бомжей, Лёшка тут же пристроился, а я честно полез на чердак, лестница туда была внутри дома. Ну чердак как чердак, с земляным полом, пылью и запахом голубиного помёта, больше там ничего не было. Уселся у слухового окна на прихваченное с собой брёвнышко, пожалел, что не курю, и начал караулить. Через часик примерно спать захотелось страшно, тот, кто хоть раз нёс караульную службу, или, допустим, работал в третью смену в цеху, меня поймёт.
А снаружи, как назло, ничего не происходило. Если не считать обычных ночных звуков от птиц или ещё какой живности. Диким уже совершенно усилием воли дотерпел свои три часа до конца (если вы спросите, как я это определил без часов, то я отвечу, что по пульсу – у меня всю жизнь 60 ударов в минуту было) и спустился вниз будить Лёшку, тут-то всё и началось…
Коротко если, то нападающих было трое, к тем давешним мужикам, длинному и рыжему, присоединился ещё один, не пойми какой, маленький, но вёрткий. Вооружены они были дубинками – обломками брёвнышек по метру длиной каждая. Зашли со стороны оврага, но опыта бесшумного передвижения у них, конечное дело, никакого не было, поэтому шорох листьев и треск сучьев, на кои они наступали, я услышал задолго до того, как они до наших стен добрались.