— Ширах говорил мне, что все мальчики из их рода получали имя Бенедикт; все девочки — Бенедикта.
Потом саркастически добавляет:
— Вы не знали? В прошлом он скрывал от нас этот католический довесок к арийскому Бальдуру.
9 августа 1962 года. Сегодня американский солдат крикнул с вышки по-английски:
— Мистер Шпеер, мне нравится ваш сад. Он замечательный.
14 августа 1962 года. Несколько месяцев назад Гесс устроил страшную перепалку с британским стоматологом. Врач хотел удалить его последние шесть зубов, потому что каждый раз, когда у него портится очередной зуб, приходится ставить новые коронки и мосты, а это слишком хлопотно. Тогда Гесс написал петицию директорам. Ему удалось добиться следующего постановления: любые операции на теле заключенного проводятся только с письменного согласия заключенного.
После того как французский зубной врач тоже решил, что все зубы необходимо удалить, рот Гесса осмотрела советская врач-стоматолог. Ее вердикт: «Зубы убрать». Тогда Гесс потребовал консультации американского стоматолога. Вчера в лазарет явился американец в сопровождении трех ассистентов и с портативным рентгеновским аппаратом. Он пришел к заключению, что все шесть зубов здоровы, и объявил: «Мой принцип — удалять только в случае необходимости». Теперь этот человек занимается нашими зубами. Гесс победил. Сегодня он наслаждался триумфом и провозгласил:
— По одному дантисту на каждые полтора зуба!
13 сентября 1962 года. Странный сон. Гитлер должен приехать с инспекцией на завод. Я еще в должности рейхсминистра, но я сам беру в руки веник и помогаю вымести мусор с завода. После инспекторской проверки я вижу себя в машине. Я пытаюсь надеть китель, который снял перед тем, как подметать, но безуспешно: я не могу попасть в рукав. Рука постоянно оказывается в кармане. Мы приезжаем на широкую площадь, окруженную правительственными зданиями. С одной стороны я вижу памятник воинам. Гитлер направляется к нему и кладет венок. Мы входим в мраморный зал — это вестибюль какого-то официального учреждения. Гитлер спрашивает у адъютанта: «Где венки?» Адъютант с укором выговаривает офицеру: «Вы же знаете что он теперь повсюду возлагает венки». Офицер одет в светлую, почти белую форму из ткани, напоминающей тонкую перчаточную лайку. Поверх мундира на нем надета широкая накидка, украшенная вышивкой и кружевами. Приносят венок. Гитлер переходит на правую половину зала, где расположен еще один памятник воинам, у подножия которого уже лежит много венков. Гитлер опускается на колени и запевает заунывную песнь в стиле григорианского хорала, снова и снова повторяя тягучую строчку «Аве Мария». Стены огромного мраморного зала заполнены мемориальными досками. Гитлер один за другим кладет венки, которые ему подают суетливые адъютанты. Его скорбная песнь звучит все более монотонно; череда мемориальных досок кажется бесконечной. Офицер пытается улыбнуться, но на него осуждающе смотрит вся гитлеровская свита[23].
19 сентября 1962 года. Мой урожай яблок — штук тридцать — украли еще до того, как яблоки созрели.
Год семнадцатый
Психические отклонения — Вили Брандт обещал помощь — разговор с Гессом о самостоятельных решениях в партии — Гесс изобретает снегоочиститель — Гесс и его комплекс ненависти — Примирение — Берингов пролив — Разговор об этом и других безумствах — Восхищение техническими достижениями в молодости — Первая внучка — Череда несчастий
1 октября 1962 года. Генри Джеймс писал: «Кроме большой радости, только одно состояние души вызывает столько же веселья — большая печаль». Двадцать лет назад я бы не понял этой фразы или, в лучшем случае, воспринял бы ее как литературный цинизм. Я всегда считал, что главное несчастье заключенного — это потеря свободы, зависимость от милости охранников, людей, стоящих на нижней ступени иерархии, постоянное ощущение собственного бессилия. Теперь я с удивлением понимаю, что настоящим источником страданий служит отсутствие событий — как внешних, так и внутренних. Отгородившись стеной равнодушия, в конечном счете испытываешь благодарность за притеснения охранников: они вызывают хоть какие-то чувства и, по крайней мере, создают видимость событий. Здесь, в основном, преобладает доброжелательная, довольно теплая атмосфера, а это постепенно приводит к расстройству психики. Я вижу, как необходимы человеку его эмоции. Глубочайшее отчаяние наполнено тайным удовлетворением. Вот в чем смысл этой фразы Генри Джеймса.
23
См. толкование этого сна в книге Эриха Фромма «Анатомия человеческой деструктивности»: «Этот сон интересен по многим соображениям. Он относится к тем снам, в которых человек выражает свои знания о другом человеке, а не свои собственные чувства и желания. И такой взгляд во сне часто бывает более точным, чем впечатление наяву. В данном случае Шпеер в стиле Чарли Чаплина находит выражение для своих представлений о некрофильском характере Гитлера. Шпеер видит в нем человека, который все свое время тратит на преклонение перед мертвыми, однако он действует, как автомат — для чувств здесь места нет. Возложение венков превращается в организованный ритуал, доходящий до абсурда. Но в то же самое время Гитлер возвращается в религиозную веру своего детства и полностью отдается скорбной заунывной мелодии. В конце сна особое ударение ставится на монотонность и автоматизм траурного ритуала.
Вначале Шпееру снится ситуация из реальной действительности, из того периода жизни, когда он был государственным министром и очень активно брал все в свои руки. Мусор, который он сам выметает веником, возможно, символизирует мерзость и грязь нацистского режима; а его неспособность попасть в рукав кителя — скорее всего, символическое выражение его чувства беспомощности, ощущения, что он больше не может быть частью этой системы. Здесь происходит переход к главной теме сна, где он узнает, что у него не осталось больше ничего, кроме мертвецов и механического скучного некрофила по имени Гитлер».