17 марта 1966 года. Шарков, который до сих пор всегда держался дружелюбно и приветливо, в последнее время ведет себя грубо и даже враждебно. Не знаю почему. Но вот что меня удивляет — его неприязнь, очевидно, распространяется только на меня. Сегодня он сделал мне замечание, что у меня в камере на одну книгу больше, чем положено; хотя разрешил Шираху взять две лишние книги. Другие русские охранники ведут себя не в пример дружелюбнее. Сегодня один из них, приветствуя меня с вышки, подбросил свою фуражку в воздух и с широкой улыбкой крикнул:
— Генерал!
После дневной прогулки Гесс и Ширах вернулись в тюремный корпус, а я хотел еще поработать. Шарков приказал Райнеру:
— Всех троих в корпус!
Сначала американец подумал, что ослышался.
— Двоих в корпус.
— Нет, всех троих! — более настойчиво повторил русский. — Пятый отработал только треть времени. Должен тоже идти в корпус.
Я вмешался и заметил, что работал больше обычного.
— Неважно, — стоял на своем Шарков. — Идите в помещение.
Тюрьма калечит не только заключенных, но и охранников. Больше всего на их психику действует право демонстрировать свое плохое настроение.
19 марта 1966 года. Чудесная погода в день рождения. Желтые крокусы доставляют мне радость. Любопытная мысль приходит в голову — я больше никогда их не увижу. Сегодня у цветочной клумбы меня переполняет чувство расставания.
Еще одна радость: телеграмма от Альберта, в которой он сообщает, что получил второй приз в размере 25 000 марок в конкурсе на архитектурный проект для Людвигсхафена.
21 марта 1966 года. За последние несколько месяцев у Гесса постепенно набралось шестьдесят книг, которые ему присылала жена. Когда Ширах пошутил по поводу стопок книг, Гесс грустно ответил, не обращая внимания на насмешку:
— Да, сейчас их слишком много, но это что-то вроде резерва. — И добавил после короткой паузы: — На то время, когда я останусь здесь один.
26 марта 1966 года. Умер Отто Апель! 19 марта, в мой день рождения. Кроме Пипенбурга, он был вторым моим бывшим помощником, на которого я мог рассчитывать.
Как часто смерть влияла на мою карьеру. Ведь я никогда бы не стал архитектором Гитлера, если бы не смерть Трооста, чьими проектами он восхищался. И он, безусловно, никогда не назначил бы меня министром вооружений, если бы мой предшественник, Тодт, не погиб в авиакатастрофе. А теперь это. Значит, не суждено. Во всяком случае так я это понимаю. Все мои замыслы, все мои надежды на будущее рухнули вместе со смертью этих двух человек.
29 марта 1966 года. Сегодня долго гулял в саду. Почти все в моей жизни доставалось мне даром, думал я. Успех всегда сам приходил ко мне. Мне никогда не приходилось гоняться за ним. Я ни разу не принимал участия в конкурсе, как Альберт. Теперь я слишком стар для этого.
Неужели эти двадцать лет, в течение которых я старался быть в курсе современных достижений в моей профессии, все-таки потрачены напрасно? Сам я никогда не смогу создать новую фирму. Как мне жить дальше? Старый страх пустоты.
5 апреля 1966 года. Пасхальное Воскресенье — и еще одна телеграмма. Альберт снова выиграл — первый приз в Ротенбурге. Надысев сказал со смехом:
— Скоро к вашему сыну придется применять антимонопольное законодательство.
5 апреля 1966 года. После обеда некоторые охранники вручили нам скромные пасхальные подарки. Гесс, однако, отказался их принять. Позже он объяснил:
— В последнее время я иногда жду этих небольших дружеских жестов. Но я не хочу становиться зависимым от своих слабостей. Поэтому я решил есть только то, что получаю от тюрьмы. Раз, два, три!
24 апреля 1966 года. Телевидение хочет пригласить меня на интервью вместе с Эссером. Ужасная идея; я всегда сторонился этих баварских выскочек из гитлеровского окружения, его первых соратников по партии. И они, эти старые-старые вояки начала двадцатых годов с их невероятной заносчивостью, так же относились ко мне. Пусть Ширах встречается с Эссером!
28 апреля 1966 года. Все чаще замечаю, что думаю о Шпандау в прошедшем времени. Сегодня это произошло даже в письме домой. Как будто все уже кончилось.
29 апреля 1966 года. Думал об этих двадцати годах: смог бы я выжить, если бы мне не разрешали писать ни строчки?
30 апреля 1966 года. Я наконец оставил все мысли о возвращении к архитектуре. Неужели это в самом деле окончательное решение?