Я коротал время, делая карандашные наброски. В них отражается моя любовь к маленьким городкам в Южной Германии. Так я создаю свой воображаемый мир.
Впервые за несколько лет начертил полностью проработанный проект. Меня очень радует эта деятельность, а также новый вариант моего дома для среднего класса.
Для Геринга я в свое время спроектировал резиденцию рейхсмаршала по образцу флорентийского Палаццо Питти.
Несколько дней назад я начал разрабатывать проект дома средних размеров. Русским охранникам нравится, когда я объясняю им свои наброски и интересуюсь их мнением. Они всегда отвечают одинаково: «Очень хорошо». Я не делал архитектурных чертежей с 1942 года, поэтому детали даются мне с трудом. Хотя я покончил с монументальной архитектурой и умышленно сосредоточился на зданиях утилитарного характера, временами мне трудно забыть, как я мечтал занять место в истории архитектуры.
Не могу в это поверить. Служащий тюрьмы предложил тайно переправлять мои письма. С того дня туалетная бумага приобрела невообразимое значение для меня и моей семьи. Какая удача, что никому не пришло в голову выкрасить ее в черный цвет! Исписанные листки я прячу в ботинках; учитывая резкое похолодание, в такой подкладке есть свои преимущества.
Гитлер иногда останавливался и восхищался моими ярко-красными колоннами портика рейхсканцелярии и зеленоватыми капителями с золотой отделкой.
Когда я отправился на последнюю встречу с Гитлером 23 апреля 1945, мне захотелось еще раз пройти по моей рейхсканцелярии. Позади остались не только руины моего здания, но и лучшие годы моей жизни.
Часы пробили двенадцать, и обе створки ворот распахнулись. Внезапно мы оказались в лучах слепящего света. На нас были нацелены десятки телевизионных камер. Машину окружили британские солдаты, словно призраки в мареве света. На мгновение мне показалось, что в этой суете я узнал Пиза, и я помахал ему. Мы медленно продвигались сквозь строй фотовспышек и наконец выехали за ворота. Тюрьма осталась позади. Я не осмелился оглянуться.
Я снова и снова рассматриваю семейные фотографии, сравнивая их со старыми снимками — хотя бы так я могу видеть, как растут дети. Раньше я с удовольствием ждал этого периода в жизни детей. Теперь во мне все больше крепнет чувство, что я потерял детей навсегда, а не только на срок заключения. Откуда возьмутся чувства после двадцати лет разлуки? Иногда я боюсь, что если меня вдруг выпустят раньше срока, это нарушит процесс взросления. Когда меня посещают такие мысли, я иногда думаю, что было бы лучше, если бы я никогда не вернулся домой. Что они будут делать с шестидесятилетним незнакомцем?
Четырнадцать тихих дней в Шлезвиг-Гольштейне. Мы сняли дом на берегу Келлерзее, и вся семья впервые собралась вместе. Каждый день я просыпался в привычное время и испытывал желание вышагивать мои километры. В доме царила гармония, и все старались мне угодить, но семья с некоторым удивлением наблюдала за моими причудами. Время от времени меня посещала мысль, что к некоторым вещам я никогда не смогу приспособиться.