– Потому что я боюсь, что кто-то проникнет и украдет все твои вещи, пока тебя нет, и мне нужно их защитить?
Он издает неприятный звук зуммера.
– Неправильно. Хочешь попробовать еще раз?
Я задыхаюсь, когда он обхватывает руками мои бедра и легко поднимает меня со стойки. Он разворачивает нас и медленно позволяет мне соскользнуть на землю. Моя сила растворяется с каждой секундой. Каждый дюйм меня скользит вниз, каждый дюйм его тела во время этого спуска, и я думаю, что могу умереть. Он как кирпичная стена, этот человек. Я никогда раньше не была так крепко зажата в его объятиях, и мое сердце заикается. Оно застревает у меня в горле. Это не может идти в ногу.
Это моя самая любимая поездка в моей истории поездок. По пути мысленно фотографирую все достопримечательности. Я провожу рукой по его волосам, восхитительно выбивающимся из-под шляпы. Его угольно-черные глаза, столь же пугающие, сколь и успокаивающие. Полный изгиб нижней губы. Не очень тонкий намек на мускулистые плечи под толстовкой. И я, наконец, плавно приземлился на его широкую крепкую грудь. Я сделаю альбом со всеми этими великолепными снимками.
Хочется сделать глубокий вдох, добавить к этим воспоминаниям резкий аромат, но боюсь, что это будет звучать дрожаще, если я это сделаю. Я должна быть осторожна. Из-за Tequila-gate я уже на тонком льду. Если я хочу, чтобы между нами все было нормально, я должна вести себя нормально.
Я поднимаю глаза и встречаюсь с ним взглядом.
БОЛЬШАЯ ошибка.
Мы стоим так близко, а его руки все еще держат меня. Он улыбается, и мой желудок скручивает.
— Ты всегда здесь, потому что ненавидишь жить в своей паршивой квартирке. Признайся — ты хочешь переехать сюда.
Я поднимаю подбородок.
– Никогда. – Потому что это неправда. Я остаюсь здесь, пока его нет, потому что скучаю по нему, и все здесь пахнет им. Ну и да, я хочу здесь жить, но только потому, что он тоже здесь живет. Меня не волнуют его причудливые вещи, или его мягкие простыни, или очень глубокая ванна для купания, или… ладно, ладно, мне это тоже нравится. Так что настоящая причина, по которой я хочу здесь жить, заключается в том, что все это в совокупности вызывает эйфорию.
Говоря об эйфории, почему его руки все еще крепко обнимают меня? Должна ли я попытаться увернуться? Мое тело никогда не подчинится. Оно уже свернулось и сделало здесь новый дом. Боже, его пятичасовая тень горяча. Держу пари, это щекочет мне шею.
Взгляд Натана скользит по моему плечу, и его улыбка становится злой. Следующее, что я помню, его палец, покрытый смесью для пирожных, медленно и осторожно размазывает мои скулы.
— Признайся, — говорит он с этой злодейской ухмылкой.
Я громко и глубоко вдыхаю, моргая, словно: «О нет, ты не только что это сделал!»
Он так доволен собой прямо сейчас.
– Ты похожа на миниатюрного футболиста.
Ладно, ясно, пирожные сегодня не на столе, потому что он только что начал ВОЙНУ!
Я тянусь сзади, опускаю пальцы в смесь, а затем топаю ими по центру его лица. Хороший и медленный.
— Никогда, — шепчу я ему в губы, как это всегда делают плохие парни в кино.
Он моргает, тесто для пирожных прилипает к его ресницам. Я не могу сглотнуть, наблюдая, как он втягивает губы и медленно кивает. Он отпускает меня и кладет руки на стойку перед собой, сгорбившись, как зверь, готовящий план атаки.
Я не любитель, поэтому беру миску с тестом для брауни и делаю перерыв. Вот только… я не двигаюсь. Мои ноги в носках скользят по твердой древесине, но никуда не идут. Кто поставил беговую дорожку на этот пол?!
Я оглядываюсь через плечо и вижу, что Натан зажал мою рубашку между пальцами. И теперь меня отбрасывает назад, ближе к нему. Эта большая рука протягивается через мое плечо, и я смотрю, как она ныряет — вся его рука — в миску со смесью для пирожных, которую я крепко сжимаю перед собой. Мне ничего не остается, кроме как закрыть глаза, пока он медленно прижимает каплю липкого теста к правой стороне моего лица. Волосы и все. Это будет весело, чтобы выйти.
Могу я просто сказать, что это самая странная и медленная драка за еду, которую кто-либо когда-либо видел? И как ни странно, это делает меня очень горячей и покалывающейся.
Я поворачиваюсь к нему лицом, и теперь моя очередь. Я макаю тесто и мажу им обе его брови. Теперь он похож на Юджина Леви, и мне приходится прижать кулак ко рту, чтобы не рассмеяться. С тонкой ухмылкой он набирает палец, а затем использует тесто, чтобы нарисовать коричневую помаду на моих губах — правда… чертовски… медленно.
Ой.
Ладно, теперь моя кожа горит. Это отлично. Я в порядке. Всё хорошо. Вот только я не в порядке, потому что я не знаю, что, черт возьми, мне с этим делать! Я совсем сошла с ума или настроение сейчас просто немного сексуальное? Я стараюсь не обращать внимания на то, как его палец задерживается на моем рту, как будто у него нет ничего, кроме времени. Он стоит ближе, чем минуту назад? Его рука опускается, и я поднимаю глаза. Он смотрит на мой рот. Он медленно приближается. Его голова падает.