Мои плечи опускаются. Единственным утешением в постоянном проигрыше этого спора является тот факт, что прямо сейчас ее кожа прижимается к моему рту. Я буду молчать вечно, если она пообещает никогда не двигаться. И с ее пальцем, прижатым вот так к моим губам, я не должен чувствовать себя виноватым из-за того, что не сказал ей, что годами тайно плачу часть арендной платы за ее студию. (Неправда — я до сих пор чувствую себя виноватым из-за того, что действую за ее спиной.)
Домовладелец Бри однажды поднял ей арендную плату, когда она впервые приняла студию от старого владельца. Той ночью она плакала на моем диване, потому что больше не могла себе это позволить (как то, что происходит снова), и думал, что ей придется найти более дешевое место за пределами города, что полностью свело бы на нет ее цель предоставления услуг. Танцевальная студия для детей в городе.
Скажем так, ее арендодатель волшебным образом изменил свое мнение и позвонил ей на следующий день, чтобы сказать, что он все передвинул и ему не нужно повышать арендную плату, в конце концов. Мы также можем с уверенностью сказать, что если Бри когда-нибудь узнает, что я ежемесячно плачу ей несколько сотен долларов за аренду, я избавлюсь от своих любимых оборванных частей. Наверное, мне не следовало этого делать, но я не мог смотреть, как она вот так теряет свою мечту. Не снова.
Бри была принята на танцевальную программу в Джульярдской школе незадолго до окончания средней школы, и я до сих пор никогда не видел человека, более взволнованного чем-либо в своей жизни. Я был первым, кому она рассказала. Я поднял ее и развернул, пока мы оба смеялись, внутренне немного испугавшись того, что наша разлука будет означать для нашей дружбы. Она переедет в Нью-Йорк, а я уеду в UT по футбольной стипендии. Однако я не собирался уезжать из города, не сказав Бри о своих чувствах к ней, и, надеюсь, не урегулировал отношения между нами официально. Мы когда-то были только друзьями, но я уже пережил это и был готов к большему.
А потом это случилось.
Однажды после школы ее ударил парень, который ехал на светофоре. К счастью, авария не унесла ее жизни, но лишила Бри будущего как профессиональной балерины. У нее было разбито колено, и я никогда не забуду ее слова по телефону, когда она рыдая позвонила из больницы.
— Для меня все кончено, Натан. Я не смогу вернуться оттуда.
Реконструктивная операция далась ей тяжело, но физиотерапия тем летом была самой жестокой. Ее искра исчезла, и я ничего не мог сделать, чтобы вернуть ее ей. Я не хотел оставлять ее после падения — мне казалось неправильным продолжать свои мечты, когда она застряла дома без своих. Более того, я просто хотел быть с ней. Футбол не имел для меня такого большого значения, как она.
Но потом она отстранилась. Точнее, отрезала меня. Она не оставила мне иного выбора, кроме как поехать в UT, как и планировалось, а потом, когда я туда попал, она не отвечала ни на один из моих звонков или сообщений. Это было похоже на самое болезненное расставание, хотя мы никогда не встречались. Мы четыре года не разговаривали, и до сих пор я понятия не имею, почему она это сделала. Сейчас она процветает в своей новой жизни, поэтому мы не возвращаемся к прошлому. Я слишком напуган, чтобы услышать ответ, почему она тогда меня выгнала.
Когда я выпустился, подписал контракт с «Шаркс» и переехал в Лос-Анджелес, Бри тоже была здесь. Я считаю, что это была дрянная, старомодная, искренняя судьба, которая снова свела нас вместе. Я вошел в местную кофейню, над моей головой прозвенел звонок, и она оторвалась от книги, встретившись глазами с моими через всю комнату. Она была дефибриллятором на моей груди. Бам. С тех пор мое сердце не билось так же.
В тот день я снова нашел своего старого друга. Друг, которого я знал до аварии, был полон жизни и энергии, только еще лучше. Она была здоровее, у нее были эти невероятные, мягкие, женственные изгибы, которых не было раньше, и ее колено зажило достаточно, чтобы она могла работать инструктором в студии, которой она теперь владеет. К сожалению, у нее тогда был парень. Даже не помню его имени, но из-за него я не пригласил ее на свидание сразу.
Мы вернулись к нашей традиции вторника, и с тех пор я катил бочки в огромную, бесконечную адскую дыру, известную как френдзона. Боюсь, я умру в этой френдзоне, потому что она постоянно напоминает мне, что ее не интересует ничего романтического. Почти каждый день она произносит страшную фразу вроде: