Я уже писал об одном осложнении в наших с ним взаимоотношениях, а сейчас вспомнился ещё один эпизод, когда ему на меня пожаловались и вот почему. Причина для того времени была весьма серьёзной.
В мае 1995 года Баренцбург посетила Премьер-министр Норвегии госпожа Брут Харлем Брутланд. Событие, прямо скажем, экстраординарное. С ним могло соперничать лишь посещение Пирамиды королём Норвегии, что произошло несколько позже.
К приезду Премьер-министра мы готовили программу вместе с консулом, которым в то время был Якушин, о котором я, быть может, ещё расскажу.
Владимир Фёдорович, так звали консула, предложил мне встретить госпожу Брутланд, показать ей наш посёлок, «А потом, — сказал он, — Я приглашаю Премьер-министра к себе в консульство, а ваша задача, Евгений Николаевич, забрать всех журналистов с собой, устроить им обед в баре, чтобы они не мешали нам поговорить на высоком уровне».
Понятно, что консулу хотелось проявить свою значимость. Помню, как при первой нашей встрече, когда он пригласил меня в консульство для знакомства, то предлагая выпить рюмку коньяка, улыбаясь спросил:
— Что, Евгений Николаевич, небось, впервые сидите за столом с таким важным лицом?
Я не стал тогда говорить гордецу, что здоровался за руку и с президентами, и с послами, но не считал нужным не мыть руки после этого, как у нас принято делать в шутку, поскольку особого рода волнение я испытывал лишь при встрече с большими писателями, которых, в принципе, считаю гораздо выше и важнее, ибо политики приходят и уходят, а труды писателей остаются на века властителями человеческих душ. Когда разговариваешь с людьми такого типа, как Якушин, лучше молчать и, набравшись терпения, слушать, поскольку они не умеют контролировать поток своей речи и изливают его безостановочно.
Именно эту особенность характера сразу уловила норвежская Премьер-министр Брут Харлем Брутланд, когда Якушин хотел поговорить с нею по душам и рассказать всё, что знал и не знал о Баренцбурге, усадив на диван в стороне от остальных гостей. Быстро осознав, что Якушин сам никогда не остановит свою речь, она прервала его, извинившись, и напомнив, что их ждут гости за столом. Такого фиаско Якушин не ожидал, но вынужден был подчиниться этикету.
У меня же произошла картина диаметрально обратного характера.
Усадив журналистов за длинный, накрытый хорошими закусками и выпивками стол в баре, я предложил корреспондентам задавать мне вопросы, если таковые имеются, а для начала сказал для знакомства несколько слов о себе, отметив и тот факт, что из партии не выходил и по сей день считаю себя коммунистом.
Никогда не предполагал, какой эффект произведут эти мои слова о членстве в партии. Тогда ведь мало кто признавался в своей приверженности к коммунистическим идеям, особенно на высоком официальном уровне. И эти мои слова прозвучали для журналистов, как гром с ясного неба и сигнал к сенсации.
Почти все, как по команде, схватили свои фото и видео камеры и начали меня фотографировать, задавая массу вопросов.
Уже на следующий день в норвежской печати рядом с информацией о посещении российского посёлка на Шпицбергене госпожой Брутланд сообщалось о коммунисте Евгении Бузни, находящемся на ответственном посту. По радио передавали интервью со мной. Разумеется, для всех и меня в том числе, всё это было неожиданным.
И вот кто-то, кому моя личность в тресте «Арктикуголь» была не очень по нраву, прибежал к генеральному директору Орешкину, который в это время находился в Москве и не участвовал в приёме Премьер-министра, и сообщил о публикациях и моих интервью, где я признался в том, что продолжаю быть коммунистом.
В ответ на это, вместо того, чтобы, как ожидалось, уволить меня с работы, Орешкин сказал кляузнику:
— Ну и что, что он коммунист? Зато хорошо выполняет свои обязанности.
Пусть работает.
Теперь вот я просил его улучшить условия жизни полярников, увеличением числа телевизионных каналов, которые помогают скрашивать нелёгкую жизнь в Заполярье. Орешкин, слегка подумав, разрешил расходовать на это валютный резерв.
Ян Эгиль, правда, объяснил мне, что сумму оплаты, которую он мне назвал, берут с одного пользователя каналом. Мы за эти же деньги обеспечивали весь посёлок. Через некоторое время то же мы проделали на Пирамиде, позволив и пирамидчанам смотреть дополнительно зарубежные платные каналы.