Пока я с ним говорил, сидя на диване (Саша принёс телефонную трубку мне в комнату), пришёл Михайлов со своей проблемой. Оказывается, ему трижды уже звонил начальник отдела кадров треста в Баренцбурге Костенко и просил дать свой номер паспорта и домашний адрес в Москве, не понимая зачем, но будто бы по просьбе конторы губернатора. Те же данные он просил о Королёве (гляциологе), поэтому Михайлов пришёл ко мне с Зингером просить позвонить в Лонгиербюен и выяснить, в чём дело. Понятно, что и это, как звонок Ян Эгиля, ко мне никакого отношения не имело, но я пошёл наверх к Роскуляку, нашёл телефон дежурного полицейского конторы губернатора (контора после пяти часов вечера уже не работала), позвонил, узнал номер мобильного телефона переводчика конторы Несса, позвонил ему (он сидел в кафе).
Говорю:
— Прошу прощения, мистер Несс, но мне сообщили, будто бы контору губернатора интересуют паспортные и другие данные наших учёных Михайлова и Королёва, однако, если речь идёт об их предстоящем вылете в Москву, то информирую, что ни Михайлову, ни Королёву визы не нужно организовывать, поскольку они у них есть, и билеты им тоже не нужно покупать, так что никаких данных от них фактически в контору губернатора не требуется.
Несс согласился и сказал, что приедет завтра в Баренцбург и разберётся, если что нужно. Так что Михайлов, который завтра улетает в Лонгиер, а затем 30-го в Москву, успокоился. На это ушло у меня минут десять, и я пошёл ещё немного полежать перед застольем.
Что касается Королёва, то тут другой вопрос. Это милый человек, старый заслуженный полярник, побывавший и долго работавший на Южном полюсе. Приехав сюда с Зингером, чуть ли не сразу стал жаловаться на боли в сердце. Однако врач Баренцбурга ничего угрожающего его здоровью в организме не нашёл. Но Королёв, очень медлительный по натуре, как видется при первом же взгляде на его грузноватую невысокую фигуру, весьма привержен к алкоголю, потребляя его, вероятнее всего, ежедневно. По ледникам ходить он, как и Зингер, уже не может, так что цель его приезда вообще остаётся для меня загадкой. Где-то он делает иногда замеры не то температуры, не то влажности, не имеющие непосредственного отношения к его специальности.
Такое впечатление, что он приехал только затем, чтобы пить в своё удовольствие, находясь в тиши и спокойствии, в стороне от семьи. Может, эта выпивка и влияет на его сердце. Странным кажется жаловаться на боли в сердце и продолжать систематически потреблять алкоголь. Ну не пей, если боишься за своё здоровье.
На днях, когда ему было так плохо, что все забегали вокруг, приходили к нему, лежащему в постели навестить и что-то посоветовать, он сказал, что не хочет здесь умирать, а потому просит немедленно отправить его в Москву.
Но ведь билет ему, как и всем куплен заранее со скидкой на двадцатое августа.
При изменении даты вылета теряется не только скидка, но и сам купленный билет в обратный конец. Кроме того, июль месяц — это пик сезона, когда все билеты на самолёт в Норвегию раскупаются практически заблаговременно. То есть проблем с заменой билета немало. Тем не менее, по просьбе Зингера я позвонил в Лонгиербюен и, обратившись по привычке к своим друзьям в лётной компании, попросил забронировать место для нашего больного. Они не без труда, но это сделали, о чём немедленно сообщили. Однако нам надо было забронировать не только место до Осло, а и из Осло в Москву, что уже относилось к компании «Аэрофлота». Туда я предложил звонить Зингеру самому, позвонилку мой английский там не был нужен, а связей с «Аэрофлотом» я тоже давно не имею.
И вот тут получилась загвоздка. Всё затормозилось. Когда, присутствовавший при переговорах Королёв убедился в трудностях замены билета на Москву, он плюнул на затею и сказал, что отказывается лететь, потерпит до намеченного дня вылета. Но норвежской авиакомпании об этом его решении ещё не сообщили, потому я думаю, что его данными паспортными интересуется контора губернатора, чтобы помочь со срочным вылетом.