Поговорив немного ещё о снижении численности работников, связанном будто бы с тем, что завозили самолётами людей меньше, чем вывезли раньше (не мог же он сказать, что предыдущим рейсом уехало много отказников, то есть тех, кто разорвал контракт досрочно) и о трудностях с поставкой спиртных напитков, что объяснялось отсутствием всё той же лицензии на продажу, Цивка предложил задавать вопросы.
Некоторое время, как обычно, все собирались с духом и молчали. Но вот кто-то осторожно спросил, почему нет мыла в продаже.
— Мыло везут, — был краткий ответ.
— Порции еды в столовой маленькие, — донеслось из глубины зала, — надо взвешивать.
— Я уже говорил, — ответил директор, — в обеденном зале столовой поставят весы, и вы сами сможете проверять вес. Там же будет висеть меню и раскладка, сколько что должно весить.
Это ж до какой степени маленькими стали давать порции, что необходимо проверять вес? А ведь при бесплатном питании такой вопрос смешно было бы задавать: бери столько, сколько съешь — всё заранее оплачено. В этом вся разница, которую Цивка делал вид, что не понимает.
Кто-то прокричал:
— Люди не наедаются.
Цивка, улыбаясь, спросил:
— Ты говоришь от себя или от коллектива? Если от себя, скажи фамилию, приходи ко мне, и разберёмся.
В зале раздался дружный хохот. Все прекрасно поняли, как разберётся с недовольным директор, а он продолжал уже с серьёзным видом:
— Я же говорил, что выделенный лимит на питание некоторые не выбирают.
Никто, разумеется, не мог проверить слова директора и тем более их опровергнуть. Все прекрасно знают, что на остаток от лимита по карточке можно получить продукты в буфете или в промтоварном магазине, а потому не воспользоваться этим мог либо совсем глупый человек, либо не успевший узнать об этом. Но Цивка уже входил в раж. Отвечать на вопросы он любил, хорошо понимая, что последнее слово всегда будет за ним, а, значит, он всегда выиграет.
Из зала доносится:
— В общежитии тяжёлый запах. Развелось много котов.
— Для решения этого вопроса не нужно приезжать сюда генеральному директору. Я решаю более важные вопросы. Те, кто давно здесь работают, знают меня. Я приехал сюда на работу, здесь не было детского сада, а сейчас он есть. В спорткомплекс завезли тренажёры. Это тоже денег стоит.
«Ах, Юрий Васильевич, — подумал я, — мало кто знает, что говоря о тренажёрах и приписывая себе заслугу в их приобретении, как будто беспокоясь о народе, вы им просто, говоря языком народа, «лапшу на уши вешаете». Ведь спортивное оборудование, микрофоны и музыкальные инструменты для клуба, купленные в последние годы, приобретались не на деньги треста «Арктикуголь» и не по желанию дирекции, а на сто тысяч крон, которые ежегодно выделяются Норвегией специально на социальные нужды российских посёлков. И вам прекрасно известно, что вы не имеете права использовать эти деньги ни на себя самого, ни на какие-либо другие цели, потому и вынуждены покупать спортивное оборудование, что бы как-то использовать выделенные деньги».
Другое дело, что эти сто тысяч крон выделяются не из бюджета самой Норвегии, а из фонда Шпицбергена в соответствии уставными документами, определёнными странами-участницами Парижского договора, исполнение которых контролирует Норвегия. Но нельзя же чужие заслуги приписывать себе, как раньше это же делал на собраниях директор рудника Соколов. И нельзя приписывать себе в качестве заслуги строительство детского сада. Он и правда, был закрыт в своё время при Соколове. Такое решение было принято, когда в связи с развалом Советского Союза стало сокращаться финансирование треста государством, и подумали о необходимости убрать детей с архипелага. Но вскоре поняли ошибку: без детей многие отказывались ехать на работу в Заполярье. Здание детского сада, из которого начали делать новую гостиницу с внутренним бассейном, сауной и рестораном, снова стали перестраивать в детский сад. Дирекция вынуждена была пойти на этот шаг, что никак не связано с любовью директора Цивки к детям и их родителям, в чём он пытался уверить собравшихся в зале рабочих.
Зато последующие его слова были на самом деле идеями самого Цивки, но хорошими ли?
— Я завёз сюда коров, но сам же настаиваю на том, что бы их здесь не было. Вы знаете, что один литр молока обходится для нас в двести рублей? А семьдесят процентов его скармливают телятам. То сухое молоко, что мы завозим детям, ничуть не дороже, чем оно продаётся в Москве. Вы посмотрите, коровы всё здесь ломают, траву вытаптывают. Зачем они нам нужны?