Оставив Старкова отдыхать после обеда, я пошёл пройтись по городку. Тут на машине остановился возле меня Несс, временный переводчик конторы губернатора. Я пригласил его зайти ко мне в гости. Он пообещал, сказав, что как раз собирался вечером в наш дом к Зингеру. Я сходил в табачку, раз уж был в городке, купил яйца и некоторые другие припасы в виде лечо, сосисок, хлеба, блинчиков (в столовой).
К Зингеру Несс зашёл с переводчицей Катей, но потом отвёз её в порт к прибывшим туристам. А тем временем у меня в комнате по предложению Старкова стали готовиться к вечеринке по случаю прибытия полевиков из Вейд фьорда. Тут приехал Несс из порта и оказался в числе первых гостей в моей комнате. Я едва успел рассказать ему о приезде Поля, о котором он, впрочем, уже знал. Несс, вообще-то, полицейский со знанием русского языка.
Моя просьба к Нессу заключалась лишь в том, чтобы он убедил газету «Свальбард постен» не торопиться с опровержением, поскольку Цивка обманывает молодого журналиста, а подождать моего приезда в Лонгиербюен десятого августа. Несс так и не пообещал мне этого, говоря, что не будет вмешиваться.
Честно говоря, мы планировали ужин в составе пятерых человек и приготовили пять приборов на столе в моей комнате. Я подумал, что шестой — Несс не испортит картину. Однако не успел я поговорить с Нессом и минуту, как в комнату вошёл Роскуляк с таким видом, словно я его давно звал, и спросил, что от него надо к столу. Я был удивлён его появлением, но намекнул, что не мешало бы бутылку водки, поскольку знал, что у Старкова всего одна бутылка (буфет оказывается в четверг не работает, и мы не могли купить водку по лимиткам). Роскуляк сделал вид, что намёка не понял, но убежал принести что-нибудь из закуски. Водку не принёс, но сам пришёл. Тут же в комнату вошёл Виктор Захаров и тоже неожиданно спросил меня, что от него требуется. Я решительно не знал, почему он появился и сказал, что обо всём пусть спрашивает ребят на кухне. Позже понял, что его пригласил Державин. И всё бы ничего, но за моим маленьким письменным столом, который я установил между диваном и кроватью, семь человек уместились с трудом, а мою седьмую тарелку с макаронами пришлось мне держать на коленях, поскольку ставить её было некуда. На столе были банки с помидорами в томатном соусе, лечо, маслины, сыр, кукуруза, шпикачки. Всё быстро исчезало, но посуда оставалась, занимая место.
Во время застолья пришёл Юрий Борисович от геологов. Он вообще впервые зашёл в мою комнату и совершенно непонятно почему, хоть мы с ним и друзья. Через некоторое время я услышал, что к нам идёт Чель Морк, директор норвежского музея в Лонгиербюене. Он вошёл не один, а с двумя сопровождающими, один из которых оказался на костылях. То есть. Вместо пятерых, намечавшихся за моим столом с самого начала, оказалось двенадцать человек.
Как мы умещались, остаётся загадкой. Старков принёс давно ещё бутылку водки, откуда-то появились две пластиковые бутылки финляндской водки, Чель Морк притащил с собой коньяк, мы пили и чем-то слегка закусывали. Помню, что заедал водку зелёным горошком, а потом кукурузой.
В ходе застольной беседы я не забыл упомянуть Нессу, что перед ним сидит настоящий шахтёр Миша, и Несс может спросить его напрямую безо всяких переводчиков, что тот думает о своей жизни в Баренцбурге. Как я и ожидал, Миша сходу сообщил, что зарплата у него весьма низкая, и ничего хорошего он сказать о новых порядках не может. Но вечер шумел анекдотами, рассказами, шутками. К счастью, Чель Морк с друзьями вскоре ушли, так как они были с экскурсией туристического судна Нордштерн, которое посещает Баренцбург раз в неделю. Потом и другие гости стали расходиться. Вечер удался, хоть и был совершенно спонтанным.
Утро было солнечным, вечер тоже, а днём моросило. К вечеру, правда, стало вообще холодно, поскольку второй день дует северный ветер, то есть теперь мне приходилось застёгивать свою ветровку по самый подбородок на пути в столовую, а не назад, как было в предыдущие дни.
Позавтракали блинчиками, принесенными вчера из столовой. Обсуждали вчерашний вечер. Старков уже не паниковал, как вчера. Он ходил в управление, и там встретился с Цивкой, который затащил его к себе в кабинет и стал увещевать по поводу того, что он взял в командировку Михайлова. Старков объяснил, что взял его по просьбе союза писателей для подготовки книги и сценария, кроме того, Михайлов выполнял здесь работу фотографа. Потом Цивка стал убеждать Старкова в том, что Бузни не надо больше брать на Шпицберген. В ответ на то, что я нужен не только как переводчик, но и как организатор всей работы с иностранцами, Цивка ответил, что всё равно он будет добиваться того, чтобы меня не пускали сюда. По словам Старкова, Цивка явно нервничал, но чувствовал себя уверенно, не подозревая о том, что может быть скоро снят с работы. Он снова стал убеждать Старкова в том, что я переводил журналисту не то, что говорили люди, и потому на собрании во время встречи с директором никто не высказывал никаких жалоб. Так он понял те вопросы, которые ему задавались рабочими. Я-то понял их иначе. Цивку беспокоило и то, что я пообещал разобраться с ним на страницах печати. Ну и пусть волнуется. Хотя Старков считает, что мне не следовало ему об этом говорить. А я думаю: пусть поволнуется. Старков узнал, что Мальцев со своей женой уезжают-таки совсем из Баренцбурга, хотя журналисту сказали, что они едут только в отпуск, говоря, что и в этом вопросе я обманул журналиста. До чего же они наглы в своей лжи!