Наконец, он сказал, что разговор не телефонный и в конце концов пояснил, что полностью согласен с моей позицией относительно положения в Баренцбурге и хотел бы только дополнить кое-что. Тогда мы договорились, что я перезвоню через час.
Дело в том, что мы уже сидели за столом. Я прочитал в качестве тоста своё новое стихотворение «Прощание с Баренцбургом», которое будто бы всем понравилось, а жена начальника ЗГМО тут же поинтересовалась, почему я пишу «Последний раз…», разве я не собираюсь приезжать в следующем году. Я ответил, что вопрос проблематичный.
Через некоторое время ушёл звонить Горбаню. Телефон домашний у него был всё время занят. Прождав чуть не с пол часа, я решил, что скорее будет подойти к нему домой, так как возможно, что либо трубка у него не положена, либо проблема на линии. Позвонил Крейдун Валентине, чтобы узнать, кто такой Горбань и где он живёт. Валентина оказалась на работе. Сказала адрес Горбаня.
Я пошёл, позвонил в дверной звонок, но никто не вышел и не ответил.
Очень меня это удивило, но ничего не поделаешь. Решил Зайти к Валентине попрощаться, раз уж она задержалась на работе. В дверях фабрики меня встретила молодая девушка и пропустила, сказав, что Валентина Николаевна наверху. Подошёл к её кабинету, она встречает и проводит внутрь, а там накрытый стол и за ним сидят три женщины, одна из них дочь Валентины — Яна.
Мне стало неловко за непрошеное вторжение, но Валентина усадила и пришлось с ними пить. Одна из присутствующих оказалась женою Горбань, то есть главный бухгалтер рудника. Из разговора выяснилось, что Юрий Дмитриевич, как и его жена, коммунисты по духу и им очень не нравится то, что происходит в посёлке.
Я дал свой электронный адрес в Москве и попросил, чтобы Юрий Дмитриевич написал мне домой все свои соображения. Вскоре мы пошли по домам, и по пути в научный центр я встретил своих: Державина, Колесникова, Мишу и Олега. Они шли купаться по традиции Державина. Она мне уже известна с прошлого года. Я, естественно, присоединился к ним, и пошёл назад.
У моря Андрей, Виктор и Миша разделись до гола и побежали в море. Я снял сапоги, носки и окунул лишь ноги, что и заснял своей цифровой камерой Олег. Все оделись и весело возвратились домой, где нас ожидала разогретая сауна. Погрелись напоследок. Потом упаковал компьютер и видеокамеру в рюкзак, что далось отнюдь не легко, но уместил, хоть и мал рюкзак. Так и подошёл к концу фактически последний день в Баренцбурге.
Это должно стать последней записью дневника, поскольку делается она уже в Москве, но о последних часах пребывания на Шпицбергене.
Утром проснулся в семь по будильнику. Умылся и пошёл будить Старкова, но он уже сам проснулся. Стал упаковывать свои вещи в портфель-чемоданчик. С большим трудом впихнул последними тапочки. Тут выяснилось, что у меня две верхние куртки. Одну, что потеплее, осеннюю пришлось надеть на себя, так как для неё вообще места нигде не было. А другую, ветровку, я скрутил и долго соображал, куда её сунуть покомпактнее, пока не нашёл, что внешний карман рюкзака растягивающийся. Туда и втолкнул пакет с курткой.
Тут сообщили, что Андрей приготовил завтрак. С удовольствием поели, понимая, что впереди ещё много времени, а мы пока не знаем, как и где устроимся. Но вот пришёл оранжевый автобус, все спокойно уселись, забрав с собой приготовленную пищу, и поехали на ГРЭ.
Полёт был консульским, поскольку в этот день годовщина гибели нашего самолёта. В Лонгиербюене все вышли из вертолёта, и к нам тут же подошли два норвежских полицейских с редактором газеты «Свальбард постен».
Главный полицейский меня увидел, узнал радостно и пошёл здороваться. За ним и второй полицейский. Следом подошёл, весело улыбаясь, и редактор газеты.
Протянул мне руку, как ни в чём ни бывало, и достал из сумки свежий номер газеты, говоря, что моё письмо опубликовано. Показал мне мою подпись под письмом и тут же забрал газету. Понятно, что она ему была сейчас нужна, поскольку он собрался дать её нашему консулу.
Я поблагодарил и сказал, что в прошлый раз он почему-то меня неправильно понял, хотя ничего плохого я не имел в виду. Редактор понимающе кивнул головой и тем самым инцидент наш был исчерпан. Победила дипломатия.
Остающиеся в Лонгиербюене пассажиры забрали вещи и понесли в аэропорт, где у ворот нас уже ожидал Умбрейт. Увидев его, я понял, что никаких проблем у меня в этот день не будет. Консул, Старков, Державин, чета Крейдун и девушка, оказавшаяся родственницей одного из погибших в авиакатастрофе, а так же полицейские и журналист сели в вертолёт и полетели к месту, где установлен памятник погибшим. А мы с остальными археологами погрузили наши вещи на тележку и с позволения Алис, которая, естественно, не могла мне отказать, поставили тележку в ангар на хранение до нашего отправления.