Позже, когда Беликов снова прилетел и зашёл в кабинет, по-моему, специально поговорить со мной, то я неожиданно для себя услышал от сурового начальника лестные обо мне слова:
— Наслышан о вас. Говорят вы бессребреник, не берёте с рабочих деньги за переводы, которые им делаете. Это хорошо. Занимаетесь с детьми английским. Все вас хвалят. Приятно. Завтра поедем в Лонгиербюен на переговоры с директором «Стуре Ношке». Прошу переводить точно. Разговор будет серьёзным.
Упомянутыми переговорами он был доволен и грубостей я от него, откровенно говоря, не слышал. Ну, может, потому, что мало работал с этим человеком. Хотя однажды у нас с ним возникла конфликтная ситуация по довольно смешному для меня поводу. Правда, смешно, наверное, было часто только мне, в связи с чем мой шеф Александр Васильевич, любил говорить мне:
— Вы всё смеётесь, Евгений Николаевич, вам всё смешно, а дело-то серьёзное.
Но в этот раз было, на мой взгляд, действительно смешно. Владелец одной из норвежских компаний Лонгиербюена Элиасен прислал нам факсом письмо в трест относительно предполагаемого сотрудничества, и сослался в нём на мою фамилию Бузни. Я перевёл письмо, и как обычно послал вместе с переводом оригинал факса. Тут же последовал грозный звонок от Беликова с требованием письменно пояснить, почему Элиасен ссылается на разговор с каким-то Бузни, а не уполномоченным треста Ткаченко. Нас с Александром Васильевичем самих удивило такое обращение Элиасена, однако было ясно, что Элиасен не собирался оскорблять ни чьих чувств, а просто не понял ситуацию. Однако директор был рассержен, и, как ни смешным мне казался этот маленький факт, официальный ответ пришлось писать следующим образом:
«Генеральному директору
Треста «Арктикуголь»
А.К. Беликову
От гида-переводчика
Рудника Баренцбург
Бузни Е.Н.
ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА
На Ваш вопрос, заданный мне по телефону 13 марта 1992 г., довожу до Вашего сведения следующее:
Все телефонные разговоры с представителями иностранных фирм мною ведутся из кабинета А.В.Ткаченко в его присутствии и от его имени.
Разговор с м-ром Элиасеном (фирма «Спитсверген Консалтин, Свальбард») состоялась 2 марта по его инициативе. Во время телефонного звонка трубку, как всегда, поднял А.В.Ткаченко. Узнав, что у телефона м-р Элиасен, А.В.Ткаченко передал трубку мне. М-р Элиасен спросил меня, тот ли я переводчик, который осуществлял перевод разговора с директором рудника Соколовым 2 декабря 1991 г. Получив утвердительный ответ, м-р Элиасен спросил меня, не знаю ли я, заключён ли с кем-нибудь контракт на ту же тему, по которой шёл разговор. Вопрос был мною переведен, и по просьбе А.В.Ткаченко я ответил, что этот вопрос не входит в мою компетенцию. Тогда м-р Элиасен стал рассказывать о своих новых предложениях по сотрудничеству. Я стал переводить сказанное, однако А.В.Ткаченко предложил м-ру Элиасену изложить свои предложения письменно и передать их факсом, что мною и было сделано. В заключение разговора м-р Элиасен попросил меня назвать свою фамилию. Это принято во всех разговорах, и ссылка на переводчика, принимавшего участие в телефонном разговоре, является международным стандартом. Естественно, я назвал свою фамилию, и потому м-р Элиасен сослался на неё в своём факсе.
Прилагаю копию перевода факса м-ра Элиасена о предыдущем телефонном разговоре от 2 декабря 1991 г.
15.03.92 г.
Копия этого моего письма Беликову у меня до сих пор хранится в архивах, как один из смешных эпизодов работы на Шпицбергене. Ведь до поездки на архипелаг у меня был большой опыт работы за рубежом с нашими советскими специалистами, где не раз приходилось вести и телефонные переговоры. Видимо, такой ответ устроил Беликова, так как никакой реакции за ним не последовало.
Несколько вопросов Беликов мне задал, но в основном его интересовало что-то другое, и он скоро покинул нас. Никого, кстати, не волновало, что сегодня суббота, то есть нерабочий день. Да во время совещания Шатиров, кажется, упомянул, что время работы у нас не нормировано. Я-то понял это уже давно. Работаем, когда нужно и сколько нужно. Если бы ещё и платили по такому же принципу, но это уже в мечтах только.