Однако один гость уже топтался у подъезда, когда мы подкатили. Слава богу, он сразу же назвал моего знакомца по имени — Саша. Я испытал чувство облегчения, словно то действо, ради которого я приехал, уже свершилось, и можно было отправляться домой. Оставалось только найти предлог и повод, выбрать момент. Вполне понятная дорожная усталость требовала покоя для души и тела.
Однако же и гость тоже показался «знакоменьким». Его с первого взгляда открытая, но на самом деле хитрая физиономия кудрявоволосого рубахи-парня наверняка виделась мне не в первый раз. И он тоже оказался Сашей. Сначала я несколько обалдел от такого напряга, потом решил, что никакой мистики нет, что, видимо, я с этим Сашей спознался там же, где и с первым, но потом решил, что второго я знаю лучше и видел не один раз. Мысленно я захихикал, но быстро сник: неясные ситуации должны разрешаться неприятностями. Я же люблю приключения, но — с благополучным концом. Простительная слабость!
А второй Саша уже рассказывал о своей поездке в Америку. Я не успел заметить, как там они свернули на Америку, почему. В этой Америке, в каком-то городишке с окончанием на «лтон» — Облтоне или, может, даже вовсе Районлтоне, но имеющем университет — второй Саша познакомился с агентом ФБР. Прекрасное знакомство возникло, оказывается, не случайно.
— Почему с ФБР-то?
— Ну, он курировал всю нашу делегацию.
— А… Ну-ну-ну?
Так вот, сей куратор рассказал ему, второму Саше, как на время их приезда ему, агенту, поручили охранять шпиль местного университета.
— Как это?
— Очень просто, — добрая, снисходительная улыбка над отлично сшитой тройкой, элегантный щелчок по сигарете, лёгкая, но приличная поза. — Не куришь? Правильно.
Глупо, но тут я вытянул ноги в потрёпанных джинсах из-под кресла, в котором сидел, и раскинул их по грубому ворсу какой-то синтетической попоны. Он отреагировал на моё мальчишеское самоутверждение быстрым, почти незаметно скользнувшим взглядом.
Так вот, мэр Облтона или Районлтона очень опасался, не навесят ли гости какой-либо лозунг на университетский шпиль. Или, быть может, звезду. Или ещё там что. И тем введут в соблазн вольнолюбивых, демократически настроенных студентов.
— А вообще-то принимали очень хорошо, но ккуратор от мэрии постоянно, — рассказывал второй Саша, — поглядывал на шпиль, даже через плечо каждую минуту оборачивался. И потом, когда его наконец спросили, в чём дело, признался в своей миссии. Тут я вспомнил, что во время войны лётчик-истребитель должен был через каждые сорок секунд оборачиваться — проверять, не зашёл ли ему в хвост самолет противника. Радаров-то тогда ещё не придумали. И, кажется, существовала у лётчиков примета, что если кто начинает рефлекторно оглядываться не в воздухе, а на земле — того собьют скоро. Действительно: перестраховка — эквивалент поражения, симптом слабины.
— Во дурачки эти мэр с агентом ФБР, — простодушно брякнул я, — тут один шаг до шизофрении.
— Не скажи, — второй Саша тонко улыбнулся, словно ему были открыты какие-то особые, закрытые для меня знания, какое-то особое, не всем доступное понимание. Впрочем, возможно, так и на самом деле. Ведь Саша ездит за границу, следовательно, допущен и посвящён. Мне стало скучно. Меня за границу не тянет, и не интересна мне никакая заграница.
А он всё рассказывал о приёмах, обедах, посещениях; становилось не совсем понятным, чем, собственно, он занимался там, в Америке, зачем туда ездил. Зачем? Я вновь попытался припомнить, где видел Сашу. Телевизионный диктор, что ли? Известный спортсмен? Шикарен, вальяжен, демократичен был новый-старый мой «знакоменький». Кто знает, может, я уже находился на каком то рауте, где надо соответственно себя вести, говорить о чём-то таком, стветско-дипломатическом? Я же для светских бесед потерян, увы, навсегда — подкачало воспитание. Я рос в простой, трудовой профессорской семье.
А Саша не диктор, нет. Он работает членом делегации, он может быть членом любой делегации — и любой, я полагаю, страны. Вот почему его витринная физия казалась такой знакомой. Да, я знаю этих людей. Главное — нельзя доверять их открытым лицам.
Я встал и пошёл на кухню, где хозяин торопливо нарезал буженину. Он только что вылез из ванной, на верхней губе у него остались невытертыми маленькие, дрожащие в такт движениям капли влаги.
Забыв о своих глубокомысленных выводах, я испытал мгновенное чувство зависти — остро захотелось вымыться. Бывает же, что остро хочется не есть да пить, не стаскивать одежду с женщины, а вот просто вымыться, помыться. Мне казалось, что от этих рассказов про встречи с агентами ФБР я покрылся ещё одним слоем пыли. Хотел ведь вымыться, как только войду в квартиру! Заслушался, пентюх!