***
Ему показалось, что он лишь моргнул. Открыв глаза, он понимает, что всё изменилось: в окно номера бьёт солнечный свет, а она уже выскользнула из постели и стоит перед зеркалом трюмо, натягивая платье. Бардовый шёлк облегает приподнятые груди и стекает по прямому желобку спины, притормаживая на идеальных овалах бёдер, с которых она двумя руками помогает ему спуститься вниз. Зачем, зачем она прячет от него эту красоту, которой он любовался всю ночь, изучал каждый её сантиметр, пробовал на вкус, гладил, щупал, сжимал что есть силы своими крепкими руками.
Четыре раза за ночь. Такого не было с ним ещё с шестнадцати лет. За очередной пачкой презервативов пришлось спускаться в холл отеля. Он не рассчитывал, что одной обоймы патронов не хватит. Она долго играла с ним, уворачиваясь выскальзывая из его цепких пальцев, распаляла его страсть, а потом раз за разом выжимала из него все соки. Она оказалась страстной рычащей львицей, извивающейся, стонущей, кричащей «Давай ещё!». Она не давала ослабнуть его главной мышце ни на секунду, и раз за разом после очередного выстрела взводила его ствол.
Ему была нужна всего одна минута, чтобы закрыть глаза и выдохнуть. Открыв глаза, он понимает, что выдох затянулся.
– Ты куда собралась? – спрашивает он, чувствуя, как моментально оживает член, за одну секунду вскакивая в боевую стойку.
– На работу. Уже восемь утра. – Она подкрашивает ресницы, чуть приоткрыв ротик.
Тимур перекатывается по огромному, как футбольное поле матрасу, хватает её сзади и борцовским приёмом через живот кидает на кровать.
– Тимур, я опоздаю!
– Ничего страшного, скажешь, в пробке стояла. – Он жадно хрипит , закатывая платье снизу наверх.
– Нет, Тимур, она выскальзывает из под него как уж и снова оказывается возле трюмо.
– Останься! Давай забьём на эту твою работу. Я компенсирую тебе этот день. – Он обхватывает её за талию, прижимает к себе. В отражении зеркала хрупкая женщина, как удавом обвитая огромными волосатыми руками.
– Тимур…Тимур, не начинай. – она водит плечами, пытаясь скинуть с себя тяжёлое ярмо его рук. – Ты же знаешь, насколько это важно. Это же нужно не только мне. Не забывай, что я на этой работе для того, чтобы помочь вам решить проблему.
– Да какую проблему? Мы и сами толком не понимаем, есть эта проблема реально, или она только в наших головах? – Он, наконец-то отлипает от неё, садится на край кровати и прикуривает сигарету.
– Если проблемы нет, то отлично. Я это быстро выясню. А если, всё-таки, есть? Ты представляешь, чем это может вам грозить?
– В этой жизни меня уже мало, что пугает. Я живу здесь и сейчас, а сейчас мне нужен только один человек. Это ты…
– В смысле! – щеточка замирает в сантиметре от ресницы. – Тимур, у тебя случайно крыша не съехала?
– Нет, я серьёзно. Как только увидел тебя там, в «Моцарте», сразу же понял, эта будет моей.
– Вот даже как? – она оборачивается, и Тимур замечает, что зелёные глаза уже не такие как ночью. В них нет того отрешённого блеска. Теперь её взгляд холоден и сосредоточен.
– Тимур…Тимур Эрикович. Я дала согласие сотрудничать с вами и с вашим коллегой. Я уже получила хороший аванс. То, что я сейчас здесь уже является нарушением деловой этики и может повлиять на мою репутацию, которой я очень дорожу. Давайте с вами договоримся, что пока я буду на вас работать, мы больше не будем встречаться и вести подобные разговоры. – она забирает волосы в пучок на затылке и скрепляет их деревянными шпильками.
– Да ты чё Ева? Что с тобой случилось? Не бойся, Глеб ничего не узнает. Ладно, хочешь идти, иди, только пообещай, что мы скоро встретимся.
– Вы меня так и не поняли, Тимур Эрикович. – Она одевает туфельки. – Мы больше не будем встречаться в таком ключе, пока я у вас работаю.
– Нет, нет, подожди! – он ловит её у дверей, сгребает в охапку. – Я так не смогу. Я не смогу знать, что тебя трахает Лёша, или ещё какой-нибудь козёл с фирмы.
– Эта моя работа! – отвечает она спокойно и холодно. – Тимур Эрикович отпустите, мне нужно идти. Не забывайте, что не вы один заинтересованы в решении этого вопроса.
– Слушай, а со мной ты тоже работала сегодня ночью? Сегодня ты была на работе, или нет? – его глаза вдруг становятся розовыми. – Ты вообще, когда-нибудь возвращаешься с работы домой?
– Нет, сегодня я была не на работе, я проводила досуг, так, как мне нравится. Жаль, что заканчивается этот досуг не очень хорошо, от этого и общее впечатление выйдет не очень.
Он отпускает тиски рук.
– Ладно, иди!