Френсис молча проводила его в комнату напротив той, в которой собрались ее родные, живо обернулась к нему и, вложив обе свои руки в его руку, доверчиво промолвила:
— О Данвуди, как я счастлива, что вижу вас, счастлива по многим причинам! Я привела вас сюда, чтобы предупредить, что в соседней комнате друг, которого вы не ожидаете здесь встретить.
— Каковы бы ни были причины, — воскликнул молодой человек, целуя ее руки, — я очень рад, что мы с вами наедине, Френсис! Испытание, которому вы подвергли меня, жестоко; война и жизнь вдалеке друг от друга могут вскоре разлучить нас навеки.
— Мы должны подчиняться необходимости, она сильнее нас. Но теперь не время для разговоров о любви; я хочу сказать вам о другом, более важном деле.
— Но что может быть важнее неразрывных уз, которые сделают вас моей женой! Френсис, вы холодны ко мне… к тому, кто в дни суровой службы и в тревожные ночи ни на миг не забывал ваш образ.
— Дорогой Данвуди, — растроганная до слез Френсис опять протянула ему руку, и ее щеки снова загорелись ярким румянцем, — вы знаете мои чувства… Кончится война, и ничто не помешает вам взять эту руку навеки… Но, пока в этой войне вы противник моего единственного брата, я никогда не соглашусь связать себя с вами узами более тесными, чем узы нашего родства. Вот и сейчас мой брат ждет вашего решения: вернете ли вы ему свободу или пошлете на верную смерть.
— Ваш брат! — вздрогнув и побледнев, вскрикнул Данвуди. — Объяснитесь… что за страшный смысл кроется в ваших словах?
— Разве капитан Лоутон не сказал вам, что сегодня утром он арестовал Генри? — еле слышно продолжала Френсис, устремив на жениха взгляд, полный тревоги.
— Он доложил мне, что задержал переодетого капитана шестидесятого полка, не сказав, где и когда, — так же тихо ответил майор и, опустив голову, закрыл лицо руками, пытаясь скрыть свои чувства.
— Данвуди, Данвуди! — теряя всю свою уверенность, воскликнула Френсис, вдруг охваченная мрачным предчувствием. — Что означает ваше волнение?
Когда майор поднял лицо, выражающее самое глубокое сострадание, она продолжала:
— Конечно, конечно, вы не выдадите своего друга, вы не допустите, — чтобы мой брат… ваш брат… умер позорной смертью.
— Френсис! — с мукой в голосе воскликнул молодой человек. — Что я могу сделать?
— Сделать! — повторила Френсис, глядя на него безумными глазами. — Неужели майор Данвуди отдаст в руки врагов своего друга… брата своей будущей жены?
— О, не говорите со мной так сурово, дорогая мисс Уортон… моя Френсис! Я готов отдать жизнь за вас… за Генри… но я не могу нарушить свой долг, не могу забыть о своей чести. Вы первая презирали бы меня, если бы я так поступил.
— Пейтон Данвуди, — произнесла Френсис, и ее лицо покрылось пепельной бледностью, — вы говорили мне… вы клялись, что любите меня..
— Я люблю вас! — горячо сказал молодой человек. Но Френсис знаком остановила его и продолжала дрожащим от негодования голосом:
— Неужели вы думаете, что я стану женой человека, обагрившего руки кровью моего единственного брата!
— Френсис, вы разрываете мне сердце! — сказал майор и замолчал, чтобы совладать с собою; потом, силясь улыбнуться, добавил:
— В конце концов, может быть, мы напрасно терзаем себя опасениями. Возможно, что, когда я узнаю все обстоятельства, окажется, что Генри военнопленный, и только; тогда я смогу отпустить его на честное слово.
Нет чувства более обманчивого, чем надежда, н, видимо, молодости принадлежит счастливое преимущество наслаждаться всеми радостями, какие она может принести. А чем больше мы сами достойны доверия, тем более склонны доверять другим и всегда готовы думать, что произойдет то, на что мы уповаем.
Смутная надежда молодого воина была выражена скорее взглядом, чем словами, но кровь снова прилила к щекам подавленной горем девушки, и она промолвила:
— О, конечно, нет никаких оснований для сомнения. Я знала… знаю… вы никогда не оставите нас в нашей страшной беде!
Френсис не смогла справиться с охватившим ее волнением и залилась слезами.
Одна из самых приятных привилегий любви — это обязанность утешать тех, кого мы любим; и, хотя проблеск надежды, мелькнувший перед ним, не очень успокоил майора Данвуди, он не стал разочаровывать милую девушку, прильнувшую к его плечу. Он вытирал слезы на ее лице, и к ней вернулась вера в безопасность брата и в покровительство жениха.