Мастер Чэнь
Шпион из Калькутты. Амалия и Белое видение
ДЕ СОЗА, С ВАШЕГО ПОЗВОЛЕНИЯ
Одна зеленая гадюка лежала на плече Элистера Макларена из Калькутты, вторая вяло перемещалась по его довольно лохматой голове, третья была у меня в руках, и толстая треугольная голова ее маячила в угрожающей близости от длинного лица Элистера.
Я посмотрела в это лицо и поняла, что дело идет наперекосяк. В широко распахнутых глазах моего подопечного читалось лишь искреннее детское любопытство.
– Дорогая госпожа де Соза, – сказал он с оттенком терпения, – вы хотели напугать змеей коренного жителя Индии? Даже туристы знают, что факиры зверски вырывают у своих кобр ядовитые зубы.
Змея на его плече недовольно издала ему прямо в ухо звук, подобный пению закипающего чайника. Элистер не обратил на это никакого внимания.
Будучи в сущности ехидной и зловредной тварью, номер со змеюками я готовила заранее, и весьма тщательно. Накануне неспешно пообщалась со служителями Храма Чистого Облака далеко за городом, в Сунгей Клуанге, узнав от них массу полезных сведений о ямных гадюках, так же как и о божестве чистой воды – Чор Су Куне, мрачно взиравшем на нас в данный момент с алтаря из дымной храмовой темноты. Научилась держать зеленых тварей в руках. Оставила храму внушающее уважение пожертвование.
И вот теперь моя жертва смотрела на меня и улыбалась.
– Да? – в отчаянии пустила я в ход последний резерв. – Вырывают зубы? А как вам вот это?
И, повинуясь нажатию пальцев, та тварь, что была в моих руках, распахнула бледно-лимонную, тошнотворно гладкую пасть, внутри которой виднелся лишь провал глотки и два небольших остреньких зуба.
– Это? – с любопытством уставился он в глубину змеиной пасти. – А это бесспорно зубы. И, судя по форме головы, перед нами бесспорно гадюка. То есть должна быть ядовита. Какая интересная проблема, дорогая госпожа де Соза.
Я посмотрела в его смеющиеся глаза, сердце мое дрогнуло, мне стало стыдно. Кусая нижнюю губу, я вежливо возложила зеленую тварь метровой длины обратно на алтарь, где она начала мрачно устраиваться среди сухих раттановых веток, скрученных там в узел специально для нее. Потом, привстав на цыпочки, я медленно освободила и голову моего подопечного, и его плечо, вернув обеих змеюк на их законное место. И осталась стоять перед Элистером в позе уныния и печали.
– Это ямные гадюки Вагнера, – сказала я наконец. – Они вообще-то очень ядовиты. Но в этом храме не кусают людей никогда. Почему – никто не знает. Они наползли сюда, как только стройка была закончена, после того как господин Браун пожертвовал шестьдесят шесть лет назад часть своей земли под храм, излечившись от какой-то болезни. И вот эти гадюки так с тех пор и живут тут, сделав это место знаменитым. Во дворе растут мангустиновые деревья, с которых они слизывают каких-то насекомых, и еще нужны лягушки, которых здесь сколько угодно. Ну, что еще? Распоряжается храмом клан хоккьенцев, хотя один мой знакомый сказал бы вам, что на классическом мандарине их следует называть «фуцзяньцы». Главный попечитель – издатель газеты «Стрейтс Эхо» Лим Сенг Хуэй, понятно, что хоккьенец. Все.
– Благодарю вас, – смиренно поклонился мне освобожденный от своего груза Элистер и жестом предложил выйти на нещадную жару.
Я печально вздохнула и повернулась к выходу.
Это был второй удар, нанесенный мне темноволосым гостем, которого письмо моего дальнего родственника из Калькутты рекомендовало как хотя и относительно молодого, но весьма уважаемого этнографа. «Он недавно устроился в качестве эксперта в здешнюю администрацию, – гласило письмо, – сейчас его зачем-то посылают к вам. И я не знаю лучшего, чем вы, человека, который мог бы показать ему город».
Удар номер один был нанесен за полчаса до визита в храм – сразу при знакомстве.
– Госпожа Амалия де Соза, – тщательно выговорил возвышавшийся надо мной молодой человек, не забыв сделать ударение на первом слоге фамилии.
Девяносто процентов его соотечественников в нашем городе с упорством маньяков произносят мое имя «де Суза» и с ударением на последнем слоге. Я уже заготовила для неведомого мне тогда Элистера Макларена любезный ответ, начинавшийся со слов «де Соза, с вашего позволения» и продолжавшийся комментарием к ударению – «я все-таки португалка, а не француженка».
И весь этот сценарий – ах, жизнь полна разочарований – с позором отправился туда же, куда и ямные гадюки неизвестного мне господина Вагнера, то есть на отдых.
Невысокие цементные ступеньки вели нас из храма вниз, на залитую светом не асфальтированную еще улицу. Там стояло несколько повозок, запряженных белыми быками, три-четыре рикши.
А на середине дороги лежал, скрутившись в клубок, какой-то человек, с ладонями, прижатыми к лицу. Китаец-пуллер склонялся над ним, упершись руками в колени. Потом он повернул к храму – и к нам с Элистером – недоумевающее, бурое от солнца лицо.
Я, наверное, так бы и осталась стоять на ступенях, не зная, что делать, но тут Элистер вежливо освободился от моей руки и спустился на несколько ступеней. Присел перед скрюченным в белой пыли человеком, протянул руки, прикоснулся к ладоням лежавшего, будто бы пытаясь оторвать их от лица. Наклонил голову еще ниже, потом встал и тронулся ко мне.
– Госпожа де Соза, а нет ли случайно в этом храме такого достижения цивилизации, как телефон? – спросил он, хмурясь.