Нет, и раньше, в советские времена, здесь была война: водилы против пешеходов. Но не в таких масштабах. Это точно. Порядка было больше, а машин меньше – раз. И мощней ста пятидесяти под капотом ни у кого не было. Это два. Лет тридцать назад, чтобы увидеть «Ситроен» или «БМВ», Толик вот здесь, на парковке «интуристовской», пацаном каждый вечер пасся. Их целая тусовка собиралась, «автоонанистов». Он помнит, как какая-то то ли француженка, то ли итальянка ругалась со своим парнем – прямо на парковке, прямо перед ними, пацанами, уж, видимо, сильно он ее припек, – потом швырнула в него косметичкой, села в «Ситроен» свой, хлопнув дверцей, и – рванула так, что асфальт задымился. На «жигуле» этот фокус не получится. И на «Волге» не получится. А сейчас по Тверской такие монстры гоняют… «порши», «ламбы», и с маркировкой «джи-ти» немало машин, поскольку любят русские быструю езду, тут не поспоришь. А там чуть притопил педаль – и в точку ушел. Или в пешехода лоховатого типа того дружка. Вот и ломают таких. И бьются. И…
– Есть! – объявил Толик. – Карамболь…
Он и в бильярд катал немного, дядя Паша учил, если бы не посадили наставника, так и выучил бы… Но сейчас засевшее в памяти слово не имело отношения к бильярду. Просто на светофоре столкнулись две «Волги». Надо же, нашли друг друга! Обычное дело: красный свет, дистанцию никто не держит, вот и въезжают капотом в задницу. Осколки фонарей на асфальте, лужа под радиатором, водители жестикулируют, орут друг на друга матом, из объезжающих машин сигналят: «приду-у-урки!».
– Толик, иди помоги – ванну вынесем! – орет откуда-то Говорящий Попугай. Прозвали так его за большой нос и глупый вид. Да и говорит он мало и коряво, как попугай. Был бы умный – не дергал бы бригадира по пустякам, понимал бы, что такое настоящий москвич! Он с прорабом должен договариваться, когда наряды закрывают, а сейчас и отдохнуть имеет право, пока все эти херсонцы и тьмутараканцы приближают эру развитого капитализма. Вот такие дела. Нет, Толик нормально к ним относится, к херсонцам этим несчастным. Бровь не выгибает и, если что, – всегда поможет рублем. Или даже двумя. Уж очень микроскопические они фигуры в этом городе. Даже не бактерии, а – палочки, атомы, пыль. На их фоне Толик сам себе порой кажется… Целой амебой, о! Умудренным. Повидавшим. «Москва – а что Москва-то?» Плюнуть и растереть.
И Толик плюнул с высоты восьмого этажа на проплывающий внизу поток скверны. В этот момент кто-то из херсонцев за его спиной удивленно произнес:
– Ух ты! А это еще что за хрень?
Босой, взламывая паркет, дошел до стены и поддел гвоздодером плинтус. Под плинтусом лежала плоская пластиковая коробочка. Когда-то, в советские времена, в таких привозили польские спички с девочками без лифчиков на стереокартинках. Картинки на коробочке не было. Босой присел и протянул руку, но тут же брезгливо отдернул: в коробочке зияли два отверстия, а в отверстиях было полно хитиновой тараканьей скорлупы. И все в черных точках. Бр-р.
– Там написано что-то не по-нашему, – сказал зоркий Суржик.
– Где? – недоверчиво повернул голову Босой.
Лет двадцать назад, если бы на коробке обнаружился какой-нибудь завалящий лейбл, эту коробочку голыми руками из распоследнего дерьма достали бы, как сокровище. Но Босой такого не помнит – другое поколение, другие ценности.
– Дай-ка.
Толик оторвал кусок обоев и, поддев коробочку, приподнял ее. И сразу все стало ясно.
– Ультрамайкро, – прочитал он. – Майд ин Ю Эс А…
– Гля, как по-английски шпилит! – восхитился Демид. – Где ты так наблатыкался?
Толик нахватался вершков, когда терся с ломщиками валютных чеков, но вдаваться в эту тему не хотел, он только отмахнулся и, заметно напрягаясь, прочел дальше:
– Тайп «Б»… Лау нойс…
Его сморщенный лоб покрылся каплями пота.
– И что это все означает? – полюбопытствовал Суржик. Он явно был рад перерыву в работе.
– Означает, что это магнитный носитель, – разъяснил опытный Толик. Он явно гордился собой. – Кассета, по-нашему. Музыка.