На бывшей Тверской-Ямской очередная недолгая остановка. Снова налетает фарца – многочисленная, напористая и наглая. Один из валетов продал зажигалку «Ронсон», второй, опасливо озираясь, сдал сто долларов. Женщина из Уолдасты, хоть и не собиралась, но продала блок «Мальборо» – иначе было не отцепиться… Хватали за руки и Спайка, но он процедил сквозь зубы: «Get out!» – и его оставили в покое.
Спайк посмотрел на часы и вытащил из заднего кармана джинсов помятые сигареты.
Еще два часа экскурсии. Как медленно тянется время. И как ему все это осточертело. Каждый раз одно и то же. Красная площадь, улица Горького, памятник Пушкину, площади Садового кольца, площади Бульварного, Ленинградский проспект… А потом еще Большой, а потом… Сотни раз! И он должен естественно изображать интерес первооткрывателя… Мамма миа!
Паршивая работа.
Проходившая мимо высокая студентка – в брючках-бриджах и красной маечке-безрукавке – с любопытством смотрела на стайку иностранцев, сгрудившихся около красного «Даймлера»: автобус необычной марки, живые, настоящие иностранцы в ливайсах и бруксах, болбочущие на своем настоящем английском… Каждый из них – пропуск в настоящую, красивую жизнь…
И вдруг она поймала на себе чей-то тяжелый ненавидящий взгляд. Полноватый мужчина – тоже явно иностранец – стоял чуть в стороне от группы и разминал в пальцах сигарету. Он смотрел на нее. Смотрел так, словно вот-вот бросится и задушит голыми руками.
«Псих капиталистический, – подумала девушка, вдруг не на шутку испугавшись. – Или наркоман». Она тут же перешла на другую сторону улицы и, не оглядываясь, пошла прочь.
Спайк проводил ее взглядом, пока она не скрылась за углом. Потом закурил. «Московские тинейджерки, суки, – подумал он. – Терпеть не могу. Ненавижу».
С московскими тинейджерками у него давние счеты.
Что он увидел?
Почему так посмотрел?
Света Шаройко, московская красавица «семнадцать плюс-минус», быстро шла по улице, красиво ставя длинные ноги. От бедра.
– Девушка должна бросать мяч от плеча, а ходить от бедра, – постоянно твердил ее баскетбольный тренер Борис Иванович Руткин, высокий обрюзгший пьяница неопределенного возраста, невесть за какие грехи угодивший в ее родной занюханный шахтерский поселок.
Когда он брал в руки мяч, его огромное ожиревшее тело преображалось на глазах: мяч будто прилипал к ладони, глаза сверкали, он двигался к кольцу, как… Как леопард, честное слово. Он вначале не хотел принимать ее в свою баскетбольную секцию.
– Мелковата, убьют под кольцом, – говорил и поворачивался спиной.
Она вскипала:
– Кого убьют?! Да у меня метр семьдесят пять!
Слово «убьют» в Горняцке никого не удивляло. Парни с пятнадцати лет носили вышлифованные из напильников да перекованные из рессор ножи, а уходить начинали не с восемнадцати – в армию, а с шестнадцати – в тюрьму. Благодаря этому местные власти закупили щиты с кольцами, блестящие кожаные мячи, форму и открыли в поселке баскетбольную секцию. В новом Доме культуры выделили целое крыло: зал с настоящим паркетным полом, раздевалки, душевые, где по понедельникам, средам и субботам – когда работала поселковая баня, шла горячая вода!
Конечно, если бы поселковые парни просто носили с собой финки, то ничего этого бы не было: ни мячей, ни баскетбола, ни душевых… Но однажды, после танцев, завязалась большая драка – верхнегорняцкие бились с нижнегорняцкими, вроде все как всегда – ан нет! На этот раз сломались обычные правила и стерлась граница допустимости бессмысленной пацанячьей «махаловки» – в ход пошли сверкающие в тусклом свете фонарей самодельные клинки… Сделали свое дело они не хуже фабричных – восемь драчунов так и остались лежать на залитой кровью, черной от летучей угольной пыли горняцкой земле, да с ними рядом – участковый Федулыч, контролер тетя Зина да дядька Степы Мороза, который хотел увести домой племянника… Резонанс получился большой, а тут еще на другой день весь поселок на работу не вышел, да ночью кто-то спалил единственный продуктовый магазин, где, ко всему прочему, продавалась еще и водка. Так уголовное дело получило неожиданную политическую окраску…
Советская власть была сильна, последовательна и демагогична. Тех, кто умер, – схоронили, кто не умер, – вылечили, магазин восстановили, показательным судом зачинщиков приговорили к расстрелу да к пятнадцати годам… А чтобы подобных безобразий впредь не случалось, отстроили Дом культуры, открыли в нем баскетбольную секцию и выписали в нее тренера – чуть ли не из самой Москвы и вроде даже мастера спорта.