С этого момента он потерял всякую веру в людей. И решил им мстить… Вскоре умерла мать. Сестренку и братишку забрали в детдом Виктор стал беспризорным и із таких же, как он, несовершеннолетних, организовал шайку. Они грабили продуктовые палатки, магазины. Виктор был ловок и удачлив. Но как веревочке ни виться, а…
В лагере Виктор оказался среди осужденных по пятьдесят восьмой статье. Тут ему повезло — он встретил немало честных, образованных, а главное, порядочных людей; старался забыть прежние обиды и постепенно начал оттаивать. Я обратил на него внимание, когда работал прорабом. Он добросовестно относился ко всем поручениям, был находчив, смел и прямодушен. Тогда я и поставил его бригадиром.
Заниматься с Виктором было легко. Он обладал хорошей памятью, быстро постигал теоретические основы. Собеседование он прошел успешно и был принят на курсы. Завершил учебу и работал сначала старшим электриком цеха, а потом даже получил какое-то повышение. Думаю, и в дальнейшем у него все сложилось относительно хорошо… Хочу так думать.
Заканчивалось короткое норильское лето. Дома меня заждались. В моем кармане уже была нужная сумма денег. Я купил кое-что из одежды, чтобы не выглядеть лагерным вахлаком. Дал телеграмму. Простился с друзьями и отправился в аэропорт «Надежда» — какая издевательская, какая свинская романтика!.. Нет, наши лагерные полубоги, устроители всеобщего счастья, не издевались над нами — они по природе своей были холуи, а по буйному дарованию изуверы (или изуверившиеся) и мастера самопародий. Следите за развитием этих качеств — они и сегодня актуальны.
Долго, мучительно долго ждал я момента этого трогательного расставания… Все еще не верилось, что он наступил. Поверил только тогда, когда под крылом «Дугласа» мелькнули удаляющиеся огни Норильска, и, не знаю почему, ощутил щемящую боль расставания… Прощай проклятая столица Заполярья! Здесь я оставлял почти десятилетний шматок моей молодости, а это целая жизнь, которую нельзя ни забыть, ни возместить.
В Красноярск прилетели ночью. Здесь появилась возможность пересесть на более быстроходный ИЛ-2, и к вечеру мы приземлились в аэропорту Быково.
Встречали меня мама и ее сестра с мужем. Домой ехали на «ЗИМе» (служебной машине дяди) — этакое правительственное роскошество! Я смотрел на изменившиеся улицы, на высотные здания, которых раньше не было. Их тоже строили заключенные. Проехали по Кутузовскому проспекту, выехали на Минское шоссе (которое тоже строили заключенные, еще до войны).
Несколько минут, и вот я дома… Отсюда ушел шестнадцать лет тому назад… Возвращаюсь живым, на своих двоих — вот и вся сказка, вся быль и награда…
Началось с того, что в Москве меня не прописали. Надо было уезжать за сто первый километр. Я объехал несколько городов в этом радиусе, в надежде устроиться на работу и получить место в общаге, но безуспешно. Всех отпугивала судимость. На очереди был город Серпухов, там требовались строители.
В Серпухов приехал на исходе дня и сразу пошел в Строительное управление. Там действительно требовались мастера, прорабы, инженеры. Иногородним предоставлялось общежитие. К сожалению, рабочий день уже кончился надо было прийти завтра с утра. Возвращаться в Москву не имело смысла. Нужно было куда-то устроиться на ночлег. Начал накрапывать холодный осенний дождь. В гостинице, как обычно, свободных мест не было. Я решил обратиться к первому встречному прохожему. Им оказался хромой мужчина. Он увяз в грязи, и я помог ему выбраться на сухое место. Он тут же вцепился в мой рукав и стал требовать, чтобы я отвел его к Фроське. Но сам не знал толком, где она живет. Как вы поняли, он был не только хромой, но и пьяный — стал материться, чего я не люблю, и даже потребовал трояк в качестве отступного, не понятно от чего…
Ругая себя за потерянное время, я перешел на более освещенную улицу и решил впредь обращаться только к женщинам (что было не менее рискованно). Долго никто не шел… Я подумал: «Неужели это и есть Новая Жизнь на свободе?».
Наконец показались в отдалении сразу две женщины. Они предусмотрительно решили обойти меня, что было хорошим предзнаменованием; тут я обратился к ним так учтиво, будто находился в Вене на Марияхильфештрассе, с почти забытыми словами:
— Уважаемые женщины, сударыни, не пугайтесь, пожалуйста, у меня к вам небольшая просьба!.. — Тирада сработала и даже успокоила их, а просьба была действительно простая: — Как вы думаете, можно здесь, в городе, снять на ночь комнату? Или койку?
Та, что была постарше, сказала:
— Я, так, живу с мужем. Он мне за такое ребро поломает… Вот если Таиска, — она кивнула на спутницу, — полкойки уступит… У нее больше нету.
— Бессовестная, как тебе не стыдно! — как бы испугалась Таиска, но было видно, что все это одно балагурство.
Я коротко сообщил им о своем затруднительном положении.
Они посовещались между собой, и старшая, Зинаида, сестра Таиски, сказала:
— Есть знакомая бабуля, с внучкой вдвоем живут. Свой дом у них. Да только вот не знаем, можно ли рекомендовать вас? Какой вы человек? Хороший или плохой?
Вопрос меня озадачил, и я неожиданно для себя ответил:
— Я… неважный.
Обе опять рассмеялись:
— Ладно уж, возьмем грех на себя. Идемте с нами, это недалеко. И постарайтесь бабуле понравиться. Она такого квартиранта ищет, чтобы внучке в женихи сгодился…
— Э-э, нет, тогда не пойду! Мне сейчас жениться ни к чему.
Сестры снова прыснули со смеху:
— Ну и чудной же вы, еще невесты не видели, а уже отказываетесь. Да никто вас женить не станет. Переночуете и все. Не на улице же вам замерзать…
Бабуля оказалась недоверчивой и очень дотошной. Устроила мне допрос с пристрастием, прежде чем согласилась пустить на постой. Внучки дома не оказалось, уехала в деревню. Угроза внезапной женитьбы миновала — отбой!
На следующий день меня взяли на работу в качестве инженера-строителя. И дали место в общежитии. Зинаида и Таиска стали моими первыми знакомыми в городе, а там постепенно и добрыми друзьями. Я часто заходил к ним после работы. А летом вчетвером — Зина, ее муж, Таиска и я — ездили купаться на Оку.
В общежитии моим соседом по комнате был зав-складом, молчаливый человек-отшельник. Вскоре его куда-то перевели, а вместо него поселили другого, с волевым лицом и тяжелым подбородком. Представился он экспедитором. Вечерами, когда я измотанный возвращался с работы, он старался вовлечь меня в разговоры на политические темы. Все пытался выяснить «мою позицию». Мне это сразу показалось подозрительным. По субботам я обычно уезжал в Москву к родителям и приезжал либо в воскресенье вечером, либо рано утром в понедельник. Однажды он попросил меня сохранять и отдавать ему использованные мною в эти дни билеты на транспорт, якобы для его служебных «экспедиторских» отчетов. Сомнений не было, КГБ продолжало опекать меня. По билетам можно было не выходя из дома проследить мои маршруты. Я притворился простачком и каждый раз по возвращению высыпал перед ним на стол горсть автобусных, трамвайных и троллейбусных билетов, не только своих, но и всех, какие мне попадались под руку.
В Серпухове я пробыл более года и значился уже начальником строительного участка.
Однажды меня вызвали в паспортный стол, забрали паспорт и выдали новый: в нем не было пометки об ограничении местожительства. Тут же сообщили, что судимость с меня снята… Вот так, буднично, и как бы между прочим, завершился этот спектакль…
Я получил расчет, простился с Таиской, ее сестрой и выехал домой в Москву.