Яичница была готова, я выложила ее на плоское блюдо и разложила по краям бекон. На другое блюдо положила кучу гренок и кусок масла, завернутого в бумагу, и все это поставила на поднос. Залив кофе кипятком, я с удовольствием увидела, как на поверхности воды поднялась пыль. Мне хотелось, чтобы они подавились этим кофе. После этого я вышла с подносом из-за стойки, чувствуя себя значительно лучше в фартуке и отнесла его к столику, за которым сидел худой.
Ставя поднос на стол, я услышала, как открылась и со стуком закрылась — задняя дверь. Звука поворачивающегося ключа я не услышала. Быстро оглянувшись, убедилась, что в руках у Стрелка ничего не было. Сердце мое начало бешено колотиться. Стрелок подошел к столу. Я снимала тарелки с подноса. Он взглянул на еду, подошел ко мне сзади, схватил за талию и уткнулся лицом мне в шею: «Именно так готовила яичницу моя мама, детка. Как насчет ночки вместе? Если ты умеешь это так же, как умеешь готовить, ты девушка моей мечты. Ну что, бимбо, договорились?»
Я держала руку на кофейнике, а он собирался взять чашку с кипящим кофе через мое плечо. Страх разгадал мои намерения. Он резко сказал:
— Оставь ее в покое, Стрелок. Я сказал — потом!
Слова прозвучали как удары хлыста и Стрелок сразу же отпустил меня. Худой сказал:
— Тебе чуть глаза кипятком не выжгли. Ты следи за этой дамочкой. Хватит валять дурака, садись. Мы на работе.
На лице Стрелка одновременно появилось выражение и бравады и послушания.
— Имей сердце, приятель. Мне совсем немногого надо от этой куколки. И сейчас!
Но он вытащил стул из-за стола и сел, а я быстро отошла в сторону.
Большой радиоприемник и телевизор стояли на подставке рядом с задней дверью. Радио не переставало передавать какую-то тихую музыку, но до этого момента я совершенно не отдавала себе в этом отчета. Я подошла к приемнику и стала вертеть ручку, чтобы сделать звук погромче. Мужчины тихо говорили друг с другом, слышался только стук вилок и ножей. Теперь или никогда! Я определила на глаз расстояние до дверной ручки и бросилась влево.
9. И тогда я завизжала
Я услышала, как пуля ударилась о металлическую раму двери и, придерживая рукой ломик для колки льда, чтобы он не впился в меня, стремглав бросилась по мокрой траве. Смилостивившись, дождь прекратился, но мои идеально гладкие подошвы скользили по мокрой траве, и я поняла, что бегу недостаточно быстро. Я услышала, как сзади с грохотом распахнулась дверь и голос Стрелка прокричал: «Стой — или ты покойница!» Я начала петлять, затем раздались точно направленные в мою сторону выстрелы и пули, как пчелы жужжа надо мной, шлепались в траву. Еще десять ярдов — я добегу до угла крайнего коттеджа и окажусь в темноте. Я делала обманные движения, двигаясь зигзагами, по коже пробегал озноб. В окне последнего коттеджа звякнуло разбитое стекло, и я оказалась за углом. Нырнув в промокший насквозь лес, я услышала звук заводящегося мотора. Это еще зачем?
Бежать было ужасно трудно. Сосны, с которых капала вода, стояли плотными рядами, переплетаясь ветвями, царапавшими руки, которыми я закрывала лицо. Тьма была кромешной, и я ничего не видела уже в ярде перед собой. А когда вдруг увидела, чуть не заплакала, потому что поняла, для чего понадобилась машина — ее слепящие фары отсекли меня от кромки леса. Стараясь скрыться от всевидящих глаз, я услышала, как вновь заработал двигатель, машина развернулась и я опять попала в полосу света. Пространства для маневра не оставалось и я была вынуждена бежать наугад в том направлении, где между деревьями был хоть какой-то проход. Когда опять начнут стрелять? В лес я углубилась, едва ли больше чем ярдов на тридцать. Стрельба может начаться в любую секунду! Вздох смешанный с рыданием вырывался из моей груди. Одежда порвалась, а на ногах я ощущала множество ушибов и царапин. Я знала, что долго мне не продержаться. Нужно будет найти дерево потолще, попытаться хоть на мгновение оторваться от лучей фар, забраться под него и затаиться. Но почему они не стреляют? Я споткнулась. Меня повело вправо, на мгновение я оказалась в темноте, стоящей на коленях на насквозь промокших сосновых иглах, рядом было дерево, такое же, как и все остальные, ветви его касались земли. Я заползла под них, прижалась к стволу, и попробовала дышать размеренно. А затем я услышала, как один из них шел по моим следам. Он не старался идти тихо — это было и невозможно — он шел уверенно, останавливаясь время от времени, чтобы прислушаться. Скоро этот человек по наступившей тишине должен будет понять, что я затаилась где-то рядом. И если он что-нибудь понимает в следах, то без труда обнаружит место, где кончаются вмятины от моих ног — на земле и сломанные ветви на деревьях. Дальнейшее — лишь вопрос времени. Я проползла за ствол дерева, подальше от этого человека и стала наблюдать за фарами, которые ровным ярким светом освещали блестящие мокрые ветви над моей головой.
Шаги и хруст веточек приближались. Я уже слышала тяжелое дыхание. Очень близко голос Стрелка тихо произнес:
— Выходи, крошка. Или папа тебя очень сильно отшлепает. Игра в пятнашки окончена. Пора возвращаться домой к папе.
Маленький луч фонаря начал шарить под деревьями, аккуратно исследуя их одно за другим. Он знал, что я где-то рядом. Затем луч остановился и уперся в пространство под моим деревом. Стрелок произнес тихо с удовлетворением:
— Хай, детка! Папа нашел тебя!
Нашел ли? Я лежала тихо, едва дыша.
Раздался грохот выстрела, сопровождаемый пламенем, и в ствол дерева над моей головой впилась пуля.
— Это чтобы поторопить тебя, крошка. Следующим выстрелом я отшибу твои маленькие ножки.
Так вот что было видно из-под дерева! Устав от страха, я сказала:
— Хорошо, выхожу. Только не стреляй! — и на четвереньках я выползла из-под дерева, истерически думая о том, что это прекрасный способ передвижения на собственную казнь.
Стрелок стоял рядом. Его тускло освещенная голова вся была в черно-желтых пятнах от света и теней, падавших на нее сквозь лес, пронизанный лучами фар. Его наган был направлен мне прямо в живот. Затем он показал мне вперед:
— Ладно. Иди. И без глупостей, а то врежу по твоей смазливой мордашке.
Униженная, натыкаясь на деревья, я побрела к горящим впереди глазам автомашины. Бессилие и жалость к самой себе сжали мне горло. За какие грехи мне все это? Почему Бог выбрал меня в жертву этим двум головорезам? Теперь они действительно обозлятся. Они будут мучить меня, а потом почти наверняка убьют. Но полиция по пулям, извлеченным из моего тела, найдет их. Интересно, что же за преступление они совершили, если им безразлично, останутся ли улики против них после моего убийства? Каким бы ни было их преступление они должны быть абсолютно уверены в том, что никаких улик не останется. Потому что меня просто не будет! Они похоронят меня, скинут в озеро с камнем на шее!
Я вышла на опушку леса. Худой высунулся из машины и обратился к Стрелку: — Порядок. Посади ее назад. И не будь с ней грубым. Оставь это мне. — Он включил заднюю скорость.
Стрелок сел рядом со мной и свободной рукой стал похотливо меня ощупывать. Я только и смогла сказать: — Прекрати. — У меня больше не было воли сопротивляться.
Он тихо произнес:
— Тебе не повезло, крошка. Страх — подлый парень. Он сделает тебе очень больно. Сейчас ты скажешь мне «да» и пообещаешь, что сегодня ночью будешь вести себя со мной хорошо, а я может быть смогу его чуть-чуть урезонить. Ну, как, крошка?