То, что вы называете противоречием, на самом деле — диалектическое отступление. Он хочет использовать возросшую военную мощь для того, чтобы одержать политическую победу в германском споре. Если мы не будем действовать решительно, он одержит моральную победу и получит дополнительное время. Однако если не дать Хрущеву передышки, он может отступить и год-полтора поразмышлять обо всем этом. Конечно, он, как и мы, будет в это время вооружаться. Это будет настоящая игра на нервах.
Потом Пеньковский изложил суть стратегии Хрущева и предсказал, что гонка вооружений между Советским Союзом и Соединенными Штатами будет продолжаться в течение ближайших тридцати лет. Диалектический материализм видит историю как процесс изменений, вызываемых постоянным конфликтом. Каждая идея, или тезис, вырабатывает собственный антитезис; из их борьбы возникает новый синтез, сохраняющий элементы и того, и другого и вытесняющий их. Советская историческая теория считала, что капитализм — это тезис, создающий зародыш собственного уничтожения, социализм. В вытекающей отсюда борьбе между капитализмом и социализмом рождается коммунизм, когда будут окончательно упразднены все государства. Марксизм-ленинизм и история, по мнению Хрущева, были на его стороне.
— Повторяю, — сказал Пеньковский, — что любая уступка будет расцениваться Хрущевым как проявление нашей слабости. Между прочим, все это — следствие той проблемы, которую вы сами создали в 1956 году в Египте во время суэцкого кризиса. (Англичане и французы атаковали египетские войска в Суэце, и Израиль вошел в Синай после того, как президент Насер национализировал летом 1956 года Суэцкий канал. Под давлением Объединенных Наций французы и англичане вывели свои войска из района Суэцкого канала, а израильтяне покинули Синай.)
На самом деле то, что вы еще терпите Кастро на Кубе, Хрущев считает своим достижением. Видите ли, противоречие в том, что, если вы пытаетесь строить с ним отношения на разумной, гуманной основе, он воспринимает это как доказательство слабости{52}.
— Рассчитывает ли Хрущев на то, что армия в случае войны будет ему верна? — спросил Кайзвальтер.
— Какому-то проценту войск он доверяет, но в целом он в них не уверен. Вот почему он так рассчитывает на ядерное оружие. Вот почему он утверждает, что любой локальный конфликт перейдет в атомную войну. Это абсурдно, это только доказывает его исключительную агрессивность. Он пытается запугать людей, и наших, и своих{53}.
— Если союзникам удастся отстоять доступ к Берлину, может ли Хрущев начать в этом случае тотальную войну? — мрачно спросил Кайзвальтер.
Пеньковский, не раздумывая, ответил, что, несмотря на свои угрозы, «Хрущев не хочет мировой войны и попытается одержать локальную победу над союзниками, но если он почувствует, что сил у него достаточно, чтобы убрать США и Англию — лидеров НАТО, то, возможно, он нанесет удар первым. Даже несмотря на то, что раньше Генштаб и советская внешняя политика осуждали концепцию внезапной атаки, как у Гитлера, теперь они пришли к точке зрения, что преимущество на той стороне, которая первой наносит внезапный массированный удар, и они готовятся к тому, чтобы суметь это сделать.
Хрущев не может собрать достаточно сил для одновременного удара по всем потенциальным врагам, поэтому он уделяет особое внимание США и Англии, прикидывая, что остальные союзники не будут держаться вместе, так как у них мало общего и они захотят только выжить. Вывод: если он не откажется от своих диких предложений и невыполнимых условий, мы должны ударить первыми, иначе он может нанести удар нам»{54}.
Кайзвальтер спросил Пеньковского: «Что думают военные высших рангов о взглядах Хрущева на советскую политику в Германии? Поддерживают ли они Хрущева?»
— Министр Малиновский полностью поддерживает Хрущева, хотя про себя, может, и думает, что, вероятно, не время идти на такой риск. Никто не может открыто выступать против Хрущева. Таких просто уберут. Каждый боится потерять свое место. Вы думаете, Чураев хочет расстаться со своим цветником в 20 000 кустов роз? Они скорее будут смотреть, как все горит синим пламенем, и сгорят сами, чем скажут сейчас что-нибудь против, за что их сместят{55}.