Горный привел далее цитату из выступления Аллена Даллеса 26 января 1960 года в Институте аэронавтики. «Наша главная задача, — сказал Даллес, — сейчас и в ближайшем будущем заключается в оценке положения Советского Союза в области ракетной техники и других военных областях».
Даллес, сказал Горный, горько сетовал на монолитный характер советского общества и высокую бдительность нашего народа, заявив, что в военной области русские стараются сегодня сохранять непроницаемую завесу секретности.
Пеньковский и Винн, говорил Горный, пытались проникнуть сквозь непроницаемую завесу, на которую жаловался Даллес. Шпионажем занимаются не только профессиональные разведчики с дипломатическими паспортами. В это грязное дело втянуты члены различных делегаций, ученые, торговые агенты, студенты, туристы. Все это, разумеется, не способствует укреплению доверия между государствами или развитию сотрудничества в областях науки и культуры и международной торговли.
Империалистическая пропаганда всячески пытается способствовать насаждению отсталых взглядов среди советских людей, используя для этого родимые пятна прошлого: индивидуализм, склонность к разгульному образу жизни, частнособственнические инстинкты, надежды на изменение идеологического курса, для того чтобы использовать результаты в целях политических диверсий, одной из форм которых является шпионаж{209}.
Горный постарался преувеличить значение разногласий между ЦРУ и СИС, заявив суду:
— В Париже сотрудники американской разведки, очевидно, решили «надуть» британских партнеров и организовать встречу с Пеньковским без их ведома.
Подводя итог, Горный сказал:
— Неизбежно возникает вопрос: как могло случиться, что человек, подобный Пеньковскому, который родился, воспитывался и получил образование в годы советской власти, в нашем обществе, мог до такой степени утратить моральные качества советского человека, потерять стыд и совесть, забыть элементарное чувство долга и в результате совершить такое тяжкое преступление?
До некоторой степени, продолжал Горный, описание Пеньковским самого себя в его показаниях соответствует истине, «однако его портрет следовало бы рисовать в не столь ярких красках, чтобы он получил большее сходство с оригиналом... Чудовищный карьеризм, эгоизм и непомерные амбиции Пеньковского проявлялись уже давно. Он всегда стремился общаться с людьми, имеющими авторитет и влияние, старался ублажать их и раболепствовал перед ними, чтобы потом хвастать своими дружескими отношениями с ними».
— Как бы Пеньковский ни пытался, ему никогда не удавалось скрыть полностью свои истинные мысли и намерения. В его служебной характеристике, составленной еще в 1955—1956 годах, указывалось, что он человек «мстительный и коварный, неслыханный карьерист, способный на любую подлость ради своей карьеры». Как точно и как правильно это было подмечено! Пресмыкаясь и раболепствуя, он добился, чего хотел, и эта губительная для него характеристика была положена под сукно.
Разумеется, такие выродки и ренегаты, как Пеньковский, которые заслуживают гнева и презрения всех советских людей, представляют собой нетипичное явление в нашем обществе. Однако этот пример ясно показывает, какая опасность таится в пережитках прошлого, стимулируемых чуждой нам идеологией, и во что они могут развиться, если мы утратим бдительность и не искореним их самым решительным образом.
Мы не должны также позволить отвлечь наше внимание от того факта, что империализм, обреченный на поражение, в своей дикой ненависти к новому коммунистическому обществу, которое идет ему на смену, возлагает большие надежды на насаждение своей порочной морали в умах некоторых неустойчивых людей.
Вот почему нам необходимо крепить бдительность, необходимо сосредоточиться и быть непримиримыми в борьбе за привитие нашим людям принципов, заложенных в моральном кодексе строителей коммунизма!
Обвинитель подводил итоги показательного судебного процесса, превознося до небес добродетели коммунизма и клеймя позором Пеньковского и Запад. «Моральное разложение» Пеньковского лежало в основе всех его преступлений, совершаемых в идеальном социалистическом государстве. Здесь не было места ни смягчающим обстоятельствам, ни таким неоспоримым мотивам, как страх перед ядерной войной или разочарование в результате искажения идеи коммунизма.