Советские вскоре после его расстрела развернули кампанию, цель которой заключалась в том, чтобы внушить, что Пеньковский был двойным агентом, то есть передавал только ту информацию, которую получал от КГБ и ГРУ. Несколько раньше распространились слухи, что он не был расстрелян, а остался в живых, расстрела же избежал благодаря тому, что был двойным агентом на самом деле. Одна из первых попыток внушить это предположение была предпринята Николаем Трофимовичем Федоренко, советским представителем при Организации Объединенных Наций, на обеде, состоявшемся 27 мая 1963 года. Федоренко обсуждал дело Пеньковского с одним западным дипломатом, имевшим контакты с ЦРУ. Дипломат высказал предположение, что откровения Пеньковского нанесли Советскому Союзу тяжелый удар. Федоренко, улыбнувшись, ответил: «Не верьте всему, что пишут газеты. Пеньковский жив и здоров; он был двойным агентом, работая против американцев»{223}.
В отчете, полученном ЦРУ в июле 1963 года от одного надежного советского агента, говорилось, что «Хрущев в декабре 1962 года упомянул в присутствии Тито и других лиц в Киеве, что Пеньковский причинил много вреда, но при этом сделал кое-что полезное, поскольку благодаря ему Соединенным Штатам теперь известны мощь и технические достижения Советского Союза»{224}.
В то же время КГБ и советские военные круги прилагали неимоверные усилия, чтобы свести к минимуму последствия шпионской деятельности Пеньковского для общественного мнения. Для послушной печати это было нетрудной задачей. Редакционная коллегия «Известий», возглавляемая главным редактором Алексеем Ивановичем Аджубеем, зятем Хрущева, опубликовала 29 мая 1963 года интервью обвинителя Горного. Горный ответил на письма читателей, пожелавших узнать размеры ущерба, причиненного советскому оборонному потенциалу шпионской деятельностью Пеньковского.
Горный преуменьшил роль Пеньковского, утверждая, что тот не выдал секретов, связанных с военным оборудованием и оборонным потенциалом Советского государства. «Такие предположения не имеют под собой почвы. Пеньковский по роду своей работы был весьма далек от информации, связанной с вооружениями наших войск, а также с применением новых видов оружия. Он передавал иностранным разведслужбам только некоторые технические доклады советских специалистов, ездивших за границу, и отрывочные данные военного характера, которые ему удавалось вытянуть из своих болтливых приятелей или почерпнуть из закрытых публикаций... Тем не менее можно с полной ответственностью утверждать, что передаваемые им материалы не могли причинить сколько-нибудь серьезного ущерба оборонному потенциалу Советского Союза», — писал Горный{225}.
На самом деле советские военные власти не знали полного объема деятельности Пеньковского, потому что он не составлял перечня того, что фотографировал, и уничтожил список интересующих вопросов, переданный ему англо-американской группой. В своем признании Пеньковский намеренно уменьшил объем того, что было им похищено и сфотографировано. Первые сведения, полученные КГБ, о том, какого рода секретные материалы он регулярно фотографировал, основывались на непроявленной пленке, обнаруженной в ящи-ке письменного стола при его аресте. Еще до судебного процесса над Пеньковским и Винном ЦРУ и МИ-6 обсуждали планы долгосрочного использования его материалов против КГБ. В меморандуме ЦРУ, подготовленном до суда, в мае, кратко излагался план серьезной контрпропагандистской операции, цель которой заключалась в том, чтобы свести к минимуму последствия судебного процесса, однако там предусматривалось следующее: «Некоторые документы, относящиеся к общей теме советского шпионажа на Западе, будут преданы гласности для прикрытия, при условии, что это можно будет сделать без риска или без прямой связи с делом Пеньковского».
Так было заронено семя, выросшее в «Записки Пеньковского», книгу, пользовавшуюся огромным успехом и созданную на основе «ряда написанных второпях заметок, набросков и замечаний»{226}. В меморандуме ЦРУ в мае 1963 года отмечалось, что «предварительные обсуждения между англичанами и ЦРУ относительно долгосрочного использования документов уже состоялись. Переговоры назначено провести в Лондоне в период московского судебного процесса. Как предусматривается в настоящее время, главные усилия будут направлены на подготовку мемуаров Пеньковского на основе огромного объема информации, полученной в результате контактов с ним, в которых были бы по возможности представлены полные и подробные собственные взгляды Пеньковского на характер советского режима, его историю и перспективы. Мемуары будут сопровождаться соответствующими документами, отобранными из тех, которыми мы располагаем и которые предназначены для публикации. И то, и другое — мемуары и документы — будут затем опубликованы с пояснением, что они были оставлены на Западе в личном распоряжении одного доверенного лица, которому Пеньковский поручил предать их гласности в том случае, если его усилия в борьбе против партийной диктатуры в Советском Союзе приведут к аресту. Это пояснение подчеркнет ту мысль, что арест Пеньковского был не результатом его работы в качестве агента западной разведки, а скорее следствием его горячего желания бороться с советским режимом, как это теперь и установлено. В дополнение к другим соображениям с претворением в жизнь этого плана придется подождать до окончательного решения судьбы Винна. Тем временем, однако, в Лондоне началась подготовительная работа над мемуарами»{227}.