Идея «крота», или утечки секретной информации, устраивала их больше, поскольку это было менее серьезно, чем традиционное обвинение в низком уровне профессионализма: слишком частые встречи с одним и тем же лицом. Пеньковский после возвращения из Парижа стал одержимым. Он работал с дьявольским рвением, переснимая документы в секретной библиотеке варенцовской артиллерийской команды. Он отказывался вести себя осторожнее и появлялся в местах встреч на Арбате или в сквере на Цветном бульваре, имея при себе в целом за этот период тридцать пять катушек и. к'пки «Минокс». Пеньковский также передал Дженет Чисхолм восемь писем, адресованных группе, содержавших все новую и новую стратегическую развединформацию и план встреч на 1962 год. Это был период напряженной и ценной работы.
Пеньковский был случайным эпизодом во внутренней борьбе, развязанной в ЦРУ Голицыным, однако обвинение, что он действовал под контролем КГБ, утвердилось даже еще сильнее в Англии стараниями Чепмена Пинчера, страдающего подозрительностью и одолеваемого сомнениями британского журналиста, который специализировался на тематике разведки. Сначала Пинчер согласился с голицынской оценкой, что дело Пеньковского было крупной успешной операцией по дезинформации. «С этим также согласны некоторые старшие офицеры служб безопасности (МИ-5) и разведки (МИ-6)»,— писал он{261}. Пинчер до сих пор сомневается относительно Пеньковского, замечая, что «очень многие не могут заставить себя поверить, что Пеньковский был не тем, за кого себя выдавал, хотя бы потому, что, признав его величайшим советским перебежчиком всех времен, они поставили свою профессиональную репутацию в зависимость от его подлинности. Некоторые из них, однако, не отрицают возможность того, что он был «засвечен» вскоре после контакта с Западом. Один из этих людей, Джеймс Энглтон, подозревает, что работавшим на КГБ агентом, выдавшим Пеньковского, был англичанин, причем, возможно, высокопоставленный сотрудник МИ-5». Пинчер отмечал, что глава МИ-5 сэр Роджер Холлис, отвечавший за безопасность Пеньковского и наблюдение за ним, «совершил необычный поступок, попросив назвать имя перебежчика (и ему его назвали)», и, когда Пеньковский впервые приехал в Лондон в апреле 1961 года, Пинчер утверждал, что Холлис был давнишним советским агентом{262}. Однако Пинчеру не удалось выяснить предполагаемую связь между Пеньковским и Холлисом. Почему Пеньковскому позволили поехать в Лондон вторично, а потом отправиться в Париж, если КГБ было известно, что он шпион и работает на американцев и англичан?
Питер Райт, бывший заместитель начальника МИ-5, писал в своем автобиографическом романе «Ловец шпионов»: «Когда я читал архивные материалы, у меня появилось немало причин поверить, что Пеньковский, несомненно, являлся частью операции по дезинформации, о которой Голицыну стало известно в 1959 году». Райт, несмотря на свой прежний официальный статус, допускает многочисленные искажения фактов и пишет, что первоначально Пеньковский «прошел собеседование с ЦРУ в помещении их безопасного «пузыря»... Американцы сочли Пеньковского провокатором и отклонили его предложение». Но с Пеньковским представитель ЦРУ в Москве никогда не беседовал — ни в посольстве, ни за его пределами, — и его предложение не отклонялось. Райт проявил подозрительность в отношении Пеньковского еще и потому, что «он явно не обладал никакими сведениями о советской разведывательной сети на Западе». В действительности Пеньковский опознал всех своих однокурсников из военнодипломатической академии, занимавших посты в резидентурах ГРУ на Цейлоне, в Индии, Египте, Париже и Лондоне, а также сотни других сотрудников ГРУ и КГБ.
Более того, Райт принял на веру голицынскую идею дезинформации и помог повлиять на Энглтона. Райт утверждал, что Пеньковский был умышленно послан на Запад, чтобы разгласить сведения о низком уровне развития советской ракетной техники. «Он (Пеньковский) помог убаюкать подозрения Запада более чем на десяток лет и ввел нас в заблуждение относительно истинного состояния развития советской ракетной технологии». Райту никогда не приходилось читать предупреждение Пеньковского о том, что Советский Союз отстал, но не надолго. Материалы Пеньковского, основываясь на документах для служебного пользования, которые имели неопровержимый характер, объясняли изменение ориентации советской ракетной стратегии{263}.