— Ваше высочество, — сказал лорд Каули, — вот генерал Бельяр, представляющий в Вене его величество…
— Любезный лорд, — перебил его герцог Рейхиггадтский, с покрасневшими от волнения щеками, — для меня генерал только старик-товарищ по оружию моего отца, и я очень рад пожать ему руку.
Он схватил дрожащую руку Бельяра и крепко ее пожал.
— Мы все, ваше высочество, хотя и служим другому правительству… — начал генерал, но герцог его перебил:
— Все равно, я вижу в вас только героя героического века, и вы всегда останетесь таким в моих глазах. Долго вы останетесь в Вене?
— Нет, маршал Мэзон будет здесь послом Франции.
— Посол Франции, какой прекрасный! Скажите маршалу от меня, что если я не буду в состоянии его посещать, то все-таки я с удовольствием буду встречаться у моего деда с таким славным представителем французской армии.
— Я передам ему слова вашего высочества.
— А знаете, генерал, никто бы не сказал, глядя на вас, что вы сражались под Жемаппом.
— Как, вы знаете, ваше высочество?
— Да. Я знаю и еще многое другое. Мне известно, что вы спасли и привели обратно во Францию египетскую армию, наконец, что вы, будучи сподвижником первых побед моего отца, находились в числе последних его верных слуг. О, как бы я желал видеть, что вы видели, и как моя молодость завидует вашим сединам!
В глазах Бельяра все запрыгало, и в ушах его зашумело. Он не заметил, как юноша, пожав ему руку, удалился, а на его выручку поспел эрцгерцог Карл, с которым он машинально направился в другую залу, бормоча про себя:
— Какой славный мальчик, какой славный мальчик!
— Что, товарищ, мой внук был бы славным для вас государем?
— Ваше высочество хотите прижать к стене бедного солдата, не годящегося в дипломаты, — произнес Бельяр. — Ну, да, признаюсь, что если 6 я знал, что встречу здесь такого принца…
— То вы не явились бы сюда представителем другого государя, — докончил начатую фразу эрцгерцог. — Не бойтесь высказать свои искренние чувства, ведь мы с вами вдвоем.
Между тем лорд Каули подошел к Меттерниху, который знал уже о его неудаче и встретил английского дипломата недовольным, гневным взглядом.
— Однако вы должны сегодня помолодеть, ваша светлость, — сказал посланник.
— Отчего?
— Оттого, что, говорят, вы присутствовали некогда при таких же сценах в Тюильри и Сен-Клу, где отец этого юноши выхвалял своих генералов перед безмолвствовавшими дипломатами.
— Да, мало ли что я видел, — ответил канцлер, — но теперь не время возвращаться к таким сценам, и будьте уверены, любезный лорд, что я укорочу память беспокойного юноши.
Сидевшая подле отца Гермина подумала: «Как отец сердится на него, однако он поступил очень хорошо».
— Я согласился сделать этот опыт, — продолжал Меттерних, — чтобы убедиться, в каком настроении находится наш заложник, но теперь обещаю вам, что он не выйдет из четырех стен своей комнаты.
— Я могу сообщить об этом в Лондон?
— Конечно, у меня не два слова, любезный лорд.
Гермина, бледная, как ее кисейное платье, подумала:
«Увы, у него два сердца!»
— Благодарю вас, ваша светлость, — сказал лорд Каули и поспешил навстречу императору, который только что подъехал к посольскому дому.
— Папа, разве есть еще заложники? — спросила Гермина, взяв за руку отца и бросая на него умоляющий взгляд.
— А, ты нас подслушала. Да, есть. Когда они ведут себя неблагоразумно…
— То что с ними делают?
— Их запирают, — отвечал Меттерних твердым голосом.
И освободившись от руки дочери, он удалился, а молодую девушку увела ее подруга Флора Вирби в другую залу, где танцевала молодежь.
Во все это время Полина спокойно ожидала, чтобы герцог Рейхштадтский подошел к ней. Она знала, что сердце его принадлежит ей, но нимало не сердилась, что так долго он не находил нужным поздороваться с ней. Она, напротив, радовалась, что он так ловко и благородно побеждал преграды, расставленные ему врагами на каждом шагу.
— Я весь день с нетерпением ждал этой минуты, — сказал он, останавливаясь наконец перед нею и почтительно ей кланяясь.
— А я занималась тем, что подготовляла будущее. Франц вам доложил обо всем?
— Да, я готов.
— Значит, вы отсюда…
— Я пойду отсюда с моим адъютантом на маскарад графини Клари. Капитан Моль согласился с удовольствием на эту шалость. Домино и маски для нас обоих лежат в карете, и в этом черном костюме никто меня не узнает.