— Кто?.. Скорее скажи!
— Ах, это все, что ты можешь мне ответить? Ты хочешь, чтобы я дала тебе сведения о грозящей тебе опасности?.. А ты разве мне ничего не скажешь о том, что мне угрожает?.. Наконец, я твоя жена, Карл! Моя судьба была, есть и будет твоею. Ты должен же подумать об этом. Мне кажется, когда около находятся близкие существа, то нужно о них заботиться. Я всегда о тебе думаю. Разве ты не сознаешь, что, бросаясь в это рискованное, страшное и отвратительное предприятие, ты заставишь страдать меня и детей более, чем себя? Разве ты не задавался вопросом, что тебя могут убить, и мы останемся одинокими на свете… одинокими, отверженными и опозоренными, выгнанными из этой страны, где я надеялась жить счастливо?.. Разве тебе все равно, Карл, чтобы я стыдилась принадлежать тебе?
— Что ты говоришь? Разве ты не знаешь, как я люблю тебя? — ответил Шульмейстер. — Все, что я делаю в жизни, только для тебя.
— Вот потому, что я тебе верю, ты и нашел меня здесь сегодня вечером. Если бы я только допустила мысль, что ты совершишь такое преступление, не имея хотя бы этого чудовищного извинения, то, не дождавшись твоего возвращения, я навсегда исчезла бы из этого дома.
— Ты говоришь, преступление?..
— Не думаешь ли ты защищать твой поступок, измену той стране, которая оказала нам гостеприимство, предавая тех, с кем разделяешь жизнь?
— Эта страна — не моя родина!
— А где же твоя страна? Что же, она находится по другую сторону реки? Не Германия ли? Ты мне откровенно сознался, что их побил перед нашей свадьбой, потому что ты их ненавидишь и они тебе сделали много зла. Правда ли это?
— Да, правда.
— Какую же страну ты приготовляешь мне. если ты им всем изменяешь?
— Как ты со мною, Берта, говоришь?..
— Я не виновата, Карл, если я впервые забыла уважать тебя, как моего покровителя и владыку. Видишь ли, я считаю, что муж и жена должны не только жить бок о бок, но также делить радость и горе. Не достаточно быть сожителями, надо быть товарищами, друзьями и настолько близкими, настолько связанными святыми узами, чтобы иметь одну и ту же кровь, одну и ту же честь. А ты что делаешь, Карл, с нашей честью? Что делаешь ты из нашей крови?
Шульмейстер сделал нетерпеливый жест и направился к двери. Черты лица его конвульсивно подергивались и выражали глубокое разочарование.
Молодая женщина бросилась к двери и загородила ему путь.
— Нет, ты не уйдешь! — закричала она. — Это была бы подлость, а я не хочу, чтобы ты ее совершил, так как я знаю, что ты не подлец. Кроме того, напрасно ты будешь пробовать бежать; меня предупредили, что за тобой будут следить и тотчас же снова задержат. Нет, — прибавила она, — ты должен исправить перед мной твою ошибку. Полно, Карл, будь мужественен несколько минут и расскажи мне все, чтобы мы смогли вместе придумать, как бы выйти с достоинством из этой ужасной опасности, в которую ты вовлек нас. Доверься мне и признайся! Вдвоем мы скорее вырвем эту скверную страницу твоей жизни!
— Ты святая!.. — сказал Шульмейстер, взяв руки молодой женщины. — Ты моя живая совесть, и я чувствую, насколько ты права, порицая меня… Но как же ты хочешь, чтобы я считал мой поступок дурным?.. Я никогда ни от кого не видел помощи… Тогда, право, мне приходилось бороться против всего света… Ну, так, да, это была правда, я хотел нажить деньги для тебя, для вас и пользовался всем, что видел и слышал ежедневно. Увы!.. Только не презирай меня слишком за эту мысль. Если бы ты знала, какое у меня извинение есть, и на что я могу сослаться… Но нет! Я никакого не хочу искать оправдания. Я был не прав, если ты меня порицаешь! Скажи мне, что ты знаешь, что тебе сказали. Научи меня, что мне надо делать! Всю мою силу и мужество я употреблю на то, чтобы сделать тебя, моя дорогая Берта, счастливой и спокойной. Я не знал, что я уголовный преступник, уверяю тебя, но все-таки я откажусь от этого тайного ремесла… в котором, кажется, был ловок!.. Чтобы заслужить твое одобрение, я сделаю все, что ты хочешь, слышишь, все! Нет такой жертвы, которой не принес бы я для тебя, нет таких усилий, которые оказались бы мне тяжелыми, лишь заслужить бы твое одобрение. Приказывай, — обратился он к ней, — я буду повиноваться!..