Выбрать главу

Эрцгерцог насупил брови, а Полина подумала: «Бедный юноша».

Но Меттерних оставался холодным, непреклонным, однако и он после минутного молчания изменил свой тон и произнес очень любезно:

— Теперь я кончил неприятное поручение, данное мне его величеством, и могу сообщить вам новость.

Герцог молча посмотрел на канцлера, и его голубые глаза ясно говорили: «Мне нечего ждать приятного известия от вас».

— Его величество, — продолжал Меттерних, — желая доказать свою постоянную любовь к вам, назначил вас губернатором Граца, командиром полка и шефом драгунского полка, который будет называться Рейхштадтским.

— А когда мне ехать в Гарц? — спросил недоверчиво юноша.

— Это только почетное назначение, и вам не надо покидать Шенбрунн.

— Хорошо. И драгунским полком мне не позволят командовать, а заменят его оловянными солдатиками?

— Нет, вероятно, вы будете командовать вашим полком на парадах.

— А если будет война, то я поведу своих солдат на врагов?

— Не волнуйтесь, ваше высочество, мы живем в мире со всеми народами, и вам, вероятно, никогда не придется обнажать вашей сабли.

— В таком случае, — произнес герцог, — зачем меня назначают губернатором в такой город, куда я не могу ехать, и дают мне такой полк, который я не могу вести на неприятеля?

Эрцгерцог Карл не мог более выдержать и, взяв за плечо внука, сказал вполголоса:

— Успокойся, Франц, я все устрою. — Потом он громко произнес: — А ты знаешь, Франц, какой тебе дают полк? Эти драгуны прежде назывались драгуны Латура, и под Ваграмом они дрогнули от атаки французской кавалерии, но я бросился вперед и крикнул им: «Разве вы не драгуны Латура?» Они отвечали «Да, да!» и бросились с таким пылом на гренадеров Удино, что те должны были отступить. Не правда ли, маршал Мармон?

Это имя Мармона, неожиданно произнесенное перед сыном Наполеона, произвело потрясающее впечатление на узника Меттерниха.

— Мармон здесь?! — воскликнул он. — Вы маршал Мармон?! — воскликнул юноша, сверкая глазами. — Правда ли, что вы покинули моего отца?

— Что ты говоришь? — произнес эрцгерцог.

— Откуда он это знает? — промолвил Меттерних.

— Браво, настоящий сын Наполеона! — произнесла громко Полина.

Тяжелое молчание водворилось в комнате. Мармон, бледный, с налившимися кровью глазами, хотел сказать, как всегда, в свою защиту, что он любил Францию более императора, но не мог выговорить ни слова.

Сам герцог Рейхштадтский поспешил на его выручку.

— Может быть, я ошибаюсь, маршал, — сказал он, — меня очень плохо учили истории, но я все-таки знаю, что вы до тех пор храбро сражались в Италии, Испании, Австрии и даже во Франции. Я знаю, что вы были верным товарищем отца, и потому с удовольствием пожму вам руку, до которой, вероятно, не раз прикасался мой отец.

Мармон едва удержался от душивших его слез, и пока он дрожащими руками схватил протянутую ему руку, герцог прибавил вполголоса:

— Однако вы должны были очень страдать, покидая вашего старого товарища.

Между тем Меттерних сделал выговор Дитрихштейну за недостаточный надзор и приказал навести справку о том, кто мог сообщить недозволенные сведения шенбруннскому юноше.

Покончив с Мармоном, герцог спокойно сказал, обращаясь к Меттерниху:

— Прошу вас, передайте мою благодарность императору. Я с удовольствием надену мундир храброго драгунского полка, о котором так лестно отозвался мой дед, знающий в этом толк, но я надеюсь, что это новое назначение не заставит меня никогда воевать с Францией.

— Император будет очень доволен узнать, ваше высочество, — отвечал канцлер, — что вы готовы исполнять все его приказания и что он может всегда рассчитывать на вас, как на принца, преданного своему дому и своей стране.

— Еще бы! — произнес герцог, гордо поднимая голову. — Он сам мне объяснил несколько лет тому назад, в чем состоит мой долг. Я был тогда ребенком и играл в его кабинете в Шенбрунне. Неожиданно он положил мне руку на голову и сказал: «Жаль, что ты не постарше, тогда тебе было бы достаточно появиться на Страсбургском мосту, чтобы в Париже прекратилось царство Бурбонов». Дедушка никогда бы мне этого не сказал, если бы не был убежден так же, как вы, что я предан своему долгу и стране.

— Хорошо сказано, — промолвил эрцгерцог.

Меттерних узнал то, что ему было необходимо, и подумал: «Мое предчувствие меня не обмануло, надо действовать энергично».