— Нет. Прикажете их удалить?
— Ни их и никого.
— Есть у вас новые путешественники?
— Только один журналист из Парижа, которому тайный советник Фридрих Генц только что прислал кучу карточек для осмотра венских музеев.
— Что же, княгини целый день не было дома?
— Она уезжала во дворец, как мне сказал кучер, затем она вернулась и обедала одна в час. В три часа она поехала к эрцгерцогине Софии, как мне сообщил швейцар; теперь ее ждут с минуты на минуту, а вечером она собирается опять выехать.
— Поздравляю вас, вы все знаете о своих жильцах, значит, ваш отель прекрасно организован. Прошу вас передавать моему уполномоченному все письма и пакеты, которые будут получаться или отправляться вашими жильцами. Вы поняли меня?
— Понял, ваше превосходительство, ваше приказание относится и к княгине Сариа?
— Да, лучше не делать исключений ни для кого. Если же княгиня узнает, что мы были в ее комнатах, то скажите, что мы путешественники и желаем занять ее номер, когда она его очистит.
С этими словами граф отпустил трактирщика и, оставшись наедине с Галлони, спросил его:
— Вы осмотрели местность?
— Конечно. Вот здесь рядом спальня; она выходит в гардеробную, которая соединяется с задней лестницей, а в гостиную прямо входят с парадной лестницы. Вот и все.
— Так не угодно ли вам покуда только следить за всеми шагами этих лиц. Хотя ваши первые действия в этом деле были неудачными, но вы потом доказали свою ловкость, отыскав здесь ваших беглянок, но помните, что Вена не Милан и венцы не миланцы. Хотя вы не принадлежите к здешней полиции, но я дозволяю вам окончить это дело. Только смотрите, оправдайте рекомендацию миланского губернатора, главное, будьте осторожны и не торопитесь.
— Да мне теперь, делать нечего, ваше превосходительство, документы должны еще находиться в кармане у княгини, и я подожду, пока она опорожнит свои карманы.
— И пока я вам разрешу действовать, — прибавил граф.
Галлони кивнул головой, но этот безмолвный знак мог означать одинаково и «слушаюсь» и «как бы не так».
— Княгиня Сариа вернулась, и если ваше превосходительство желаете, то можете с ней познакомиться, — произнес хозяин отеля, приотворяя дверь.
— Я нисколько этого не желаю, — отвечал граф Зедельницкий.
— А я тем более, так как она меня знает, — прибавил Галлони.
— Идите навстречу вашей жиличке, а мы удалимся задним ходом. Вот глупая история! Но, Галлони, воспользуйтесь этим, чтобы осмотреть все входы и выходы.
В ту самую минуту, как они исчезли по задней лестнице, парадная дверь отворилась, и Полина вошла в номер в сопровождении горничной.
— Извините, ваше сиятельство, что я позволил войти в ваши апартаменты, — сказал хозяин отеля, низко кланяясь, — но я хотел убедиться, все ли в порядке, и к тому же я должен был показать их двум путешественникам, которые хотят снять их, когда вы покинете отель, что, я надеюсь, будет не скоро.
Слушая его, Полина поправляла себе прическу у зеркала, но случайно она взглянула в окно и вздрогнула. По улице быстро шли два человека, и один из них украдкой смотрел на ее окно. В его бледном, решительном и вселяющем отвращение лице она узнала миланского сыщика.
— Это ваши новые жильцы? — указала она на быстро удалявшиеся фигуры. — Нечего сказать, хорошие у вас клиенты.
— Я, право, не вижу так далеко, — сказал хозяин отеля в большом смущении.
— Я надеюсь, что вы дали им обо мне все сведения, какие они желали. Я нимало не хочу ссорить вас с полицией.
— Что же делать, несчастные хозяева отелей подвергнуты постоянному полицейскому надзору.
— Пожалуйста, не делайте исключения для меня. Докладывайте полиции о всех лицах, которые будут меня посещать, даже показывайте мои письма.
— Как, ваше сиятельство, вы позволяете? — воскликнул с удивлением хозяин.
— Да, конечно, в наше время надо подчиняться подобным неприятностям, в особенности, когда нечего бояться. Ну, до свидания, прошу вас, прикажите сказать, чтобы девицы Лолив зашли ко мне, когда окончат свою работу.
Оставшись одна, Полина стала серьезно обдумывать свое положение. Очевидно, Галлони не считал себя побежденным, проследив за ними до Вены, уведомил полицию об их прибытии и окружил хитрой сетью бедных женщин, которые надеялись, что избегли его когтей. Но неужели Меттерних вел двойную игру и, с одной стороны, принимал ее любезно, а с другой — подвергал унизительному полицейскому надзору. Что ей делать? Она хотела повести снова веселую светскую жизнь, а обстоятельства ее наталкивали на участие в политическом заговоре. Конечно, в пользу такого интересного и симпатичного юноши, каким ей показался неожиданно герцог Рейхштадтский, можно было действовать с удовольствием. Но что она могла сделать? Она была вполне беспомощна и поэтому решила остаться в стороне, не обращая внимания на полицейские неприятности, тем более что ей никто не поручал исправлять ошибки истории.