Выбрать главу

— Не надо крови, Франц, я этого не хочу. К тому же мы погибли. Всякое сопротивление тщетно: посмотри.

Действительно, к экипажу подходила целая группа людей.

— Отпустить его! — продолжал герцог. — Я его милую. Недаром я хоть несколько минут был мысленно императором. Возьми, Иуда Искариотский, и прочь с моих глаз.

С такими словами он бросил к ногам сыщика кошелек с деньгами.

В эту минуту к нему подошел граф Дитрихштейн, за которым на почтительном расстоянии следовали несколько слуг.

— Ваше высочество, — произнес он печально, — не угодно ли вам вернуться во дворец пешком?

— С удовольствием, но без всякого эскорта, — отвечал гордо герцог.

Но прежде чем пойти рядом с графом Дитрихштейном, который приказал слугам идти другим путем, юноша обернулся, чтобы проститься с Францем. Но его глазам представилось отвратительное зрелище. Старого солдата повалили, связали и положили, как бревно, в коляску.

— Этот человек только исполнял мои приказания, — произнес он вне себя от гнева, — и скажите Меттерниху, что если с его головы упадет хоть один волос, то спустя час меня найдут мертвым и вся Европа узнает, зачем я наложил на себя руки.

— Ваше желание будет исполнено, и я сам скажу об этом канцлеру, — воскликнул граф Дитрихштейн, — но, умоляю вас, пойдемте со мной. Вам пора успокоиться, мое бедное дитя, — прибавил он дрожащим от волнения голосом.

Спустя несколько минут тяжелые ворота парка затворились за узником Меттерниха.

VII

Исповедь старого служаки

Несколько полицейских агентов ввели Франца в его скромное жилище, и он не мог не улыбнуться, увидев там столь избранное общество: князя Меттерниха, графа Зедельницкого и т. д. Однако он только почтительно поклонился княгине Сариа и, гордо подняв голову, посмотрел прямо в глаза могущественному канцлеру, который спросил его:

— Вы не немец?

— Вы сами это видите.

— Без фанфаронства. Кто вы?

— Франц Шуллер из Соверна.

Князь не мог удержаться от невольного движения.

— Не трудитесь припоминать, — заметил старый служака. — Соверн не в Германии, а в Эльзасе. Если это вас интересует, то я прибавлю, что я был сержантом в третьем батальоне гвардейских егерей и что у меня в котомке, оставшейся в коляске, спрятан орден Почетного Легиона, который я получил под Аустерлицем. Хотите, покажу.

— Нахал, — промолвил канцлер.

— Молодец, — промолвил кто-то за группой полицейских, стоявших у дверей.

— В Шенбрунн я попал очень просто, — продолжал Франц, — муж моей сестры был садовником в Шенбруннском дворце, и я наследовал его дочь и место. Вот как я стал заниматься прививкой цветов в том самом парке, где я когда-то стоял на часах во времена отца теперешнего шенбруннского узника.

— И вы заплатили за это гостеприимство предательством, — заметил Меттерних.

— Это зависит от взгляда, господин канцлер: я полагаю, что когда рискуешь жизнью за идею, то это самопожертвование, а не предательство. Но вы ученее меня, и я не стану спорить с вами. Я одно только знаю, что очень люблю молодого принца, которого вы почему-то называете герцогом Рейхштадтским, когда он Наполеон. И неудивительно, что я его люблю; семнадцать лет тому назад я стоял часовым в Тюильри, когда он ходил еще в коротеньком платьице. Впрочем, я стоял на часах там и три года перед тем, когда вы, князь Меттерних, привезли к нам его мать, помните?

Канцлер презрительно пожал плечами.

— Вот вся моя история. Что касается до бегства принца, то я устроил его, и оно удалось с помощью…

— Не стесняйтесь, Франц, говорите все! — воскликнула княгиня Сариа. — Я горжусь, что ваша сообщница.

— Ну, да, наш план удался бы с помощью этой благородной, мужественной дамы, которую я глубоко уважаю. Если б принц не помешал мне, то я убил бы предателя, которого вы посадили на козлы коляски. Его высочество слишком молод и добр, чтобы ни в грош не ставить человеческую кровь. Вот он, мерзавец, — прибавил Франц, указывая связанными руками на Галлони, — когда вы будете платить ему за предательство, то не забудьте, что он получил задаток: принц подарил ему не только жизнь, но и свой кошелек. Я все сказал, ах, нет, мне надо еще прибавить два слова. Нет ли туг кого-нибудь, кто взялся бы доставить моей племяннице Маргарите деньги, находящиеся у меня в портфеле и нажитые честным трудом, а не полученные за содействие бегству принца? Можно быть врагами, но это еще не причина ограбить бедную девушку и лишить ее законного наследства.