Один только дом в Вертингене оставался нетронутым и нейтральным. В то время как повсюду из окон виднелись огненные фонтаны, его окна были наполовину закрыты. Когда пули сыпались на улицу со всех окружающих фасадов, ни одна пуля не вышла из этих немых стен. Тщетно австрийцы, укрывавшиеся в этой деревне, пробовали вышибить его дверь ружейными прикладами, французам не представлялась надобность проникать в него во время борьбы. Другие дома были принуждаемы к молчанию, а этот добровольно молчал.
— Разве там никого не было?
Пока на дороге формировалась колонна пленных, которую направили к Донауверту, а оттуда к границе Франции, офицеры отрядов, насмехаясь над пленными, с удивлением обратили внимание на это безучастное жилище.
Кто-то сказал:
— Надо бы посмотреть, что там такое. Ничего не доказывает невозможности найти там еще какую-нибудь добычу.
— Это правда, — ответил чей-то голос.
— Для чего? — возразил другой. — Мы не найдем там, наверно, ничего другого, как нескольких добрых женщин, которые обмерли от страха в глубине погреба.
В это время случайно подошел генерал Эксельман. Ему рассказали, в чем дело.
— Нет никакого сомнения! — заметил он тотчас. — Мы не должны оставлять ни одной лачужки, не обыскав ее. Отправимтесь.
Он сошел с лошади и постучал рукояткой шпаги в щеколду двери.
Тотчас же послышался сильный шум старого железа внутри дома, как будто живущие в нем только и ожидали этого сигнала. Затем отняли от двери железный затвор, открыли засов и повернули ключ. Дверь медленно открылась в то время, как перед нею взвод солдат приготовлял оружие, чтобы отвечать на возможное нападение.
Но в дверях появился человек с седыми волосами и предоставил солдатам проход. Около него на пороге стоял мальчик.
— A-а! Мальчуган! — сказал Эксельман. — Это ты?.. Наконец-то я нашел тебя! Вежливо же ты с нами поступил! Почему ты убежал?
— Меня здесь ждали, — ответил Ганс, растерявшись от стольких устремленных на него взглядов.
— Кто тебя ожидал? Этот человек?
— Без сомнения! — возразил мальчик, желавший, чтобы вежливо отзывались о его старом друге. — Без сомнения, прежде всего он, потому что он послал меня предупредить маршала.
— Как, мой любезный, так вам пришла эта идея?
— Я не мог идти туда сам, командир, — степенно ответил Родек, — я был привязан!..
И он взглядом пробежал по толпе белых мундиров, наполнявших улицу.
— Эти люди привязали мне руки и нош к железной перекладине лестницы.
— Ну, так простите им теперь, мой друг: вы отомщены!..
— Да, — сказал Родек.
— И затем, — прибавил Ганс, — здесь была также моя мать и маленькая сестра, которые не знали, где я нахожусь.
— Прекрасно! В добрый час! — воскликнул весело офицер. — Я вижу, что в этом доме находился прекрасный французский гарнизон в то время, как мы брали штурмом неприятеля. Позвольте мне, друзья мои, войти к вам. Я хотел бы вас поблагодарить от имени всех, которым ваша храбрость оказала услугу.
Родек и ребенок раздвинулись, чтобы принять Эксельмана. В этот момент раздался при въезде в селение галоп и послышались веселые возгласы «ура», которые произвели целую сумятицу… Пленные, толпящиеся по обе стороны дороги, устроили таким образом против своего желания двойную изгородь на пути прибывших. Появился Мюрат во главе своего штаба. Он был великолепен от радости и гордости и, весь сияя золотым шитьем, гарцевал на коне. За ним следовал озабоченный и серьезный маршал Лани.
Гренадеры при его проезде кричали: «Да здравствует император!» Он отвечал на их возгласы радушными поклонами, в которых можно так же было очень хорошо понять: «Император вас благодарит!» и «Император будет доволен!».
Он заметил стоящего перед раскрытыми дверями Эксельмана. Храбрый офицер приветствовал его по-военному. Мюрат направил к нему лошадь.
— Командир, вас видели целый день атакующим, — сказал он громко, обращаясь к Эксельману. — Я приехал только для того, чтобы присутствовать при атаке каре. Маршал Ланн мне сказал, что с сегодняшнего утра вы рисковали двадцать раз вашей жизнью. Зато вы будете теперь иметь честь уведомить о нашей победе императора, доставив ему завоеванные знамена.
Эксельман побледнел от гордости. В свою очередь, Лани вместо приветственной речи послал ему взгляд, полный расположения, и дружески пожал ему руку.
— Что вы там делаете? — спросил Мюрат. — Каково! Ведь это мой маленький друг сегодняшнего утра… и мой оффенбургский хозяин с ним. Добрый день, господин Родек! Вы очень скоро уехали из дома две недели тому назад. Я не знал, что мне придется иметь удовольствие найти вас с императорской армией в день победы!..
— Не всегда делаешь, что хочешь! — проворчал старый шуан.
Но он был прерван появлением Берты, вышедшей неожиданно из своего убежища. Она услышала мирный разговор, последовавший за сумятицей сражения.
— Как?! Вы тоже, сударыня?! — воскликнул, заметив ее, Мюрат.
И, забыв на минуту величие своей роли, он сошел с лошади, не дождавшись, чтобы взяли поводья. Все были поражены, увидав, с какой благосклонной поспешностью направился он к грациозной незнакомке с золотистыми волосами. Она стояла в дверной раме, как святое изображение материнства, так как несколько испуганная Лизбета прижалась к ней.
Все незаметно отодвинулись.
Мюрат был увлечен действительной радостью или инстинктивной симпатией, соединившейся с гордостью от мысли, что является победителем перед этой женщиной, выбранной им между всеми за ее красоту, и он вступил на порог, протянув руку.
Но перед ним выпрямился Родек с серьезным лицом и суровыми глазами. Казалось, им овладела упорная решимость. Он сказал очень тихо, смотря на принца:
— Господин маршал, прошу извинения; но здесь место убежища; прошу вас не входить.
Удивленный Ганс поднял голову на своего старого друга. Берта, побледнев, отодвинулась в глубину коридора. Мюрат скрыл под взрывом смеха нарождающийся гнев и спросил:
— Что вы такое говорите, любезный?
— Я говорю, господин маршал, что однажды я честно принял некоторых гостей, но имел повод жаловаться на них и поклялся перед Богом не оказывать более гостеприимства никому в моем доме, пока мне поручено блюсти души.
— Хорошо ли вы соображаете, что говорите? Знаете ли вы, что я могу вас немедленно задержать, посадить в тюрьму и занять ваше место здесь?