Несколько раз перечитала она письмо любимого человека и долго мечтала бы о нем, об их счастье, о первом их свидании, о лучезарной будущности, открывавшейся перед ними, но неожиданно в голове ее блеснула мысль:
— Я люблю узника, и мне надо отворить ему темницу.
Она подняла голову. Перед ней стоял Франц и ждал приказаний.
Мгновенно Полина почувствовала в себе жажду деятельности и, взяв за руку старого служаку, как брата, просто сказала:
— Давайте работать для его освобождения!
Она вынула из сохранившегося у нее пакета маршрут и список тех лиц, которые могли оказать содействие бегству меттерниховского узника. Она показала Францу эти бумаги и прочла их содержание.
— Возьмите их, господин Франц, — сказала она, — они должны отныне оставаться в ваших руках. Впрочем, они и адресованы вам.
И она показала ему инструкцию, данную Фабио миланским комитетом.
— Откуда они знают мое имя, — воскликнул старый служака, — и что я нахожусь в Шенбрунне?
— Вы никогда не были в сношениях с карбонариями?
— Никогда! И, по правде сказать, я до сих пор считаю их за подозрительных революционеров.
— Посмотрите список лиц, сочувствующих освобождению герцога Рейхштадтского, и, может быть, вы найдете какого-нибудь приятеля, который мог сообщить сведения о вас миланскому комитету.
Франц взял список и, пробежав несколько строчек, воскликнул:
— Теперь я понимаю. Туг говорится о Карле Греппи, стекольщике, живущем близ Бельведера. Это хороший человек и такой же старый солдат, как я, и одинаково любит императора. Он проделал русскую кампанию в итальянском контингенте седьмого корпуса под начальством Жюно. Во время отступления из России мне удалось как-то спасти ему жизнь. Какой-то казацкий офицер занес саблю над его головой. Но я успел раньше снести голову этому офицеру. Можете себе представить, что я об этом совершенно забыл, как вдруг в Вене, два года тому назад, я встретил какого-то господина, который бросился мне на шею, потащил в стекольный магазин и объявил жене и дочери, что я когда-то спас ему жизнь. С тех пор мы иногда виделись с ним, и он приходил ко мне в Гицинг по воскресеньям. Конечно, в наших разговорах с Греппи я часто упоминал о сыне императора и клялся, что ребенок вполне достоин своего отца. Но признаюсь, я не думал, что такой благоразумный и осторожный человек, как Греппи, станет передавать мои слова, и кому же — карбонариям. Одно только хорошо, что он ничего не солгал, и я действительно готов отдать жизнь за этого ребенка, как он уверяет.
— Не сожалейте, что вы ему доверились, господин Франц, — сказала Полина. — Если бы вы не передавали ему всего, что вы знали о герцоге, то ваше имя не было бы известно в Милане и мы теперь не совещались бы с вами о спасении того, кого вы так любите.
— Это правда. Он молодец и оказал нам бессознательно большую услугу.
— Он может быть нам еще более полезен. Как вы думаете, он достаточно богат, чтобы нанять для себя экипаж, не возбудив подозрения?
— Не знаю, — отвечал Франц, покручивая усы, — но я это узнаю. Впрочем, не беспокойтесь, вдвоем мы все это устроим.
Тогда Полина объяснила ему свой план действий, который состоял в найме почтового экипажа и отправке в нем герцога во Францию согласно составленному в Милане маршруту. Одно только ее удерживало от немедленного исполнения этого плана, именно неполучение от графа Зедельницкого приказа об освобождении из-под ареста Фабио, а Полина не хотела до отъезда белошвеек ничего предпринимать, что могло бы возбудить гнев Меттерниха.
— Погодите, — сказала она, — я пошлю за этими дамами, может быть, мы с ними что-нибудь и порешим.
Пока горничная ходила за белошвейками, Полина рассказала Францу их историю и предупредила его, что он может при них свободно говорить обо всем.
Когда в комнату явилась Шарлотта и ее тетка, то Полина представила им Франца Шуллера, и они обе воскликнули с восторгом:
— Это он?!
Франц покраснел и никак не мог понять, почему он пользовался такой широкой популярностью.
— Господин Шуллер, — сказала Шарлотта, подходя к нему. — Мой жених Фабио Гандони должен был отправиться к вам в Шенбрунн и предложить вам устроить вместе с ним бегство герцога Рейхштадтского. Фабио арестовали, но его место заняла княгиня; вы можете представить, какие чувства мы питаем к ней.
— Да, мы уважаем ее столько же, сколько любим, — прибавила тетка.
Полина хотела протестовать, но Шарлотта не позволила ей сказать ни слова и быстро произнесла:
— Нас только одно беспокоит, что княгиня из великодушия отсрочивает освобождение герцога до нашего отъезда с приказом о помиловании Фабио в кармане. Не правда ли, княгиня?
— Да, мы так с вами согласились.
— Я на это теперь не согласна, — произнесла Шарлотта решительным тоном. — Вы должны, княгиня, не думать о нас и тотчас принять меры для освобождения шенбруннского узника. Чем вы будете действовать быстрее, тем вы имеете более шансов на успех. Я уверена, что Фабио будет более рад освобождению герцога, чем своему помилованию.
— Я горжусь тем, что вы француженка, — сказал Франц.
— Хорошо, я согласна, если вы все этого желаете, — произнесла Полина, — но это не помешает мне сегодня же ускорить выдачу приказа о помиловании Фабио. Значит, Франц, — прибавила она, — вы приготовите экипаж и почтовых лошадей завтра вечером в 10 часов, у дома Клари в Бельведере.
II
Коляска императора
Старое венское предместье Леопольдштадт представляло в 1820 г. совершенно иное зрелище, чем теперь. Отделенное от официального города и людных кварталов Дунайским каналом, оно отличалось провинциальным характером, и было немыслимо, чтоб какой-нибудь знатный или богатый венец имел поставщиков в Леопольдштадте.
Отправившись в тот же день на поиски экипажа, Франц вместе с Карлом Греппи прошел всю главную улицу этого отдаленного квартала, и только в конце ее остановились они перед большим двором, где, очевидно, отпускали лошадей и экипажи внаем, но без административного патента. Дом, сараи и вывеска были самого скромного характера, а среди суетившихся около экипажей людей не видно было официальных почтарей с бляхами.
— Хозяин заведения — венгерец Мано, — сказал Греппи, — он ненавидит австрийское правительство и по-своему служит своим патриотическим стремлениям. Он отдает внаем хороших лошадей и надежные экипажи своим соотечественникам, преимущественно мелким торговцам и поселянам, гораздо дешевле, чем другим подданным императора. Мы здесь найдем то, что нам надо.