Рен подумал о том, какую скучную жизнь ведет Джекем с момента своего падения. Занимаясь только финансовыми делами клуба, он состарился раньше времени. При мысли об этом Рен содрогнулся, но тут еще более страшная мысль пришла ему в голову.
Ему может повезти еще меньше.
Джекем отряхнул шляпу.
– Как только ты встанешь на ноги, тебе, возможно, придется ненадолго уехать из Лондона. – Он вздохнул. – Мне, например, до сих пор больно видеть высоты, на которых я некогда вращался, поскольку теперь едва могу подняться на несколько ступенек.
Прочь отсюда. Едва сдерживаемые эмоции грозили разорвать Рена.
– Возможно… возможно, я таки сделаю, – задыхаясь, произнес он.
Рен почувствовал себя плохо. И не только из-за боли, которая лишь немного ослабевала под действием настойки опия. Джеймс, его лучший друг, выдал Рена французам, а теперь Джеймс удостоен наград как герой, в то время как Рен лежит здесь изувеченный.
Горечь заполнила его душу. Горечь, смешанная с яростью. Он потерял все. Здоровье, работу. Страшно подумать, что ждет его впереди.
У Рена мелькнула мысль, что Джекем, возможно, лжет. Но с какой целью? Ведь Джекем не знает ни об истинных задачах «лжецов», ни о попытках Рена войти в доверие секретных служб императора с тем, чтобы раскрыть сеть французских лазутчиков, действующую в Лондоне.
Джекем просто рассказывал о том, что ему известно, вовсе не думая, что для кого-то эти факты могут иметь гораздо большее значение.
От осознания собственной бессильной ярости у Рена разболелась голова, и все поплыло перед глазами. Его жизнь разрушена, его друзья мертвы, а Джеймса, по чьей вине произошли все эти беды, награждают как героя.
Увидев, что Рен не в силах поддерживать разговор, Джекем тихо вышел из комнаты. За дверью немного постоял, прислонившись к стене, йотом грустно вздохнул.
– Мне очень жаль, парень, – прошептал он. – Но может, оно и к лучшему. Есть люди, которые теперь, когда ты пришел в себя, предпочли бы видеть тебя мертвым, чтобы ты не болтал лишнего. Тебе надо исчезнуть и унести с собой свои воспоминания.
Это было самое большее, что Рен мог сделать.
Глава 28
– Мисс Этуотер, я полагаю? – В дверном проеме стоял Джеймс с угрожающим видом. Филиппа содрогнулась, услышав его ледяной тон, и отвела глаза. Успев привыкнуть к своей безопасной анонимности, Филиппа замешкалась с ответом.
Но после всего, что она натворила, она просто обязана говорить правду.
– Филиппа Этуотер.
Она стояла, опустив глаза, рассматривая свои судорожно сплетенные пальцы. Джеймс вошел в комнату, но услышав эти слова, резко остановился.
– Пропавшая дочь предателя Руперта Этуотера.
Филиппа вскинула голову.
– Мой отец не больший предатель, чем ты! – выпалила Филиппа и тут же поняла, что совершила ошибку. Осуждение, светившееся в глазах Джеймса, сменилось ненавистью. Ей следовало сначала оправдаться самой, а уж потом попытаться защитить отца.
Побелев от гнева, Джеймс грохнул кулаком по деревянной панели стены. Филиппа замерла.
Джеймс потер саднивший кулак и, стараясь успокоиться, прижался лбом к деревянной панели. Она с болью смотрела на его вдруг ссутулившиеся плечи, прислушиваясь к тихим, полным горечи словам.
– Руперт Этуотер. Величайший предатель в истории «лжецов», а я впустил его дочь в клуб. Впустил ее в свой дом.
– Как Робби? Прошу вас, скажите.
– Робби сломал руку и еще не пришёл в себя после падения, только не прикидывайтесь, будто это вас волнует.
Филиппа возмутилась. Он резко повернулся к ней, и девушка, отшатнувшись, села, точнее, упала на диван. Джеймс склонился над ней, его карие глаза потемнели от гнева.
– Что вы им рассказали? Кого выдали? Или только меня? – Он крепко сжал ее плечо. – Кого вы выдали? Говорите!
Филиппа лишь мотала головой, не в силах вымолвить ни слова при виде муки, исказившей его лицо.
Над ней снова нависла смертельная опасность.
– Я никого не предавала. Я не изменница. Мой отец не предатель. Должно быть какое-то объяснение…
Джеймс хрипло рассмеялся.
– Объяснение? Ваш отец выдал французам наши коды. Создал для них коды, которые мы не можем расшифровать. – Джеймс наклонился ниже, и Филиппа почувствовала его дыхание на своей щеке. – А как вы объясните тот факт, что, переодевшись юношей, использовали Робби в своих коварных целях?
Его голос слегка дрогнул. Он отвернулся.
– Я взял вас на работу. Поручил вам воспитание Робби. Может, это вы выбросили его из окна?
– Нет! – Филиппа посмотрела ему в глаза. – Я бы никогда не причинила вреда Робби. Я люблю его, как собственного сына, как люблю вас.
Филиппа коснулась его сильных пальцев, крепко державших ее за плечи.
Разум Джеймса сыграл с ним злую шутку. Филипп – не Филипп – Филипп. Еще немного, и он сойдет с ума от этого раздвоения личности.
Джеймс посмотрел в большие зеленые глаза, покрасневшие от слез. Ее мягкие и по-девичьи припухлые щеки были гладкими, как шелк, губы полные и розовые. Перед ним, без сомнения, была женщина.
Потрясенный Джеймс отдернул руки и резко выпрямился.
– Я просто осел! – яростно прошипел он. – Где же все это время были мои мозги и глаза?
– Не вините себя, Джеймс. Я очень старалась выглядеть как мужчина.
Ее голос совершенно не походил на хрипловатый голос Филиппа. Это немного утешило Джеймса. Девушка весьма искусно маскировала свой естественный голос.
– Вы действительно очень старались. Вы нас всех… – Джеймс запнулся, вспомнив реакцию Робби на нового гувернера. Робби ни на секунду не поверил ей. – Почему Робби сохранил вашу тайну? Как вам удалось сделать его своим сообщником?
– Не понимаю, о чем вы говорите. – Филиппа смущенно опустила ресницы. Гнев с новой силой вспыхнул в его душе. Это порочное создание разрушило его жизнь, и проявлять жалость к этой по-своему очаровательной женщине он не намерен.
– С самого первого дня Робби знал, что вы женщина. Как вам удалось убедить его сохранить вашу тайну? Боже правый, я оставил его полностью в вашей власти! Вы угрозами заставили его пойти на это?
– Конечно же, нет! – вскричала Филиппа. – Единственное, что я сделала, – это научила его читать!
Это была правда. Джеймсу не нужно было напоминать о том, как она по-настоящему помогла Робби, да и ему самому тоже. И Стаббсу…
Джеймс представил себе, как она потешалась над ними, завоевывая их доверие. Впрочем это неважно. Важно лишь то, что она лгала и предала их всех, даже «лжецы» оказались под угрозой, а Робби сейчас лежит без сознания со сломанной рукой.
– Отвечайте на вопрос.
Она поколебалась, затем кивнула.
– Вы не должны обвинять Робби. Он не собирался что-либо скрывать от вас. – Филиппа пожала плечами. – Ему еще многому предстоит научиться, чтобы стать джентльменом.
Джеймс кивнул. Филиппа продолжила:
– Я полагаю, что изначально в намерения Робби входило использовать эту информацию для своего рода шантажа… ведь любому ученику хочется контролировать учителя. – Легкая улыбка скользнула по ее лицу. Джеймс не реагировал, с каменным выражением лица он молчат, ожидая продолжения. – Потом, полагаю, у него возникли определенные фантазии – он начат мечтать о том, что мы сможем стать семьей. – Она осторожно взглянула на Джеймса. – Я не поощряла эти его фантазии, как вы понимаете. У него было совершенно естественное желание заполнить пустоту в своем сердце, поместив туда самых близких для него мужчину и женщину. Я никогда не претендовала на роль матери, а вы…
«Никогда не претендовали на роль отца». Непроизнесенные слова повисли в воздухе. Джеймс даже не потрудился их: опровергнуть.
– Значит, Робби знал.
Она кивнула. Джеймс, не отрывая от нее пристального взгляда, крепко сжал челюсти, у него не было ни малейших сомнений, что всю эту шараду ей помог разыграть кто-то еще.