— Здесь я вас буду ждать сколько нужно. Идите, товарищ подполковник.
Подъезд Сената был ярко освещён. Два офицера в форме НКВД очень тщательно проверили документы и пропуск Григория и впустили в здание. В гардеробе на нижнем этаже он оставил шинель и поднялся по широкой мраморной лестнице. На верху лестницы у него ещё раз проверили все документы, потом один из офицеров НКВД провёл его в подковообразный коридор вокруг зала, в котором заседало правительство. На дверях кабинетов были таблички: «Заместитель Председателя Совета Министров СССР Л.П.Берия», «Заместитель Председателя Совета Министров СССР Г.М.Маленков», «Заместитель Председателя Совета Министров СССР М.А.Вознесенский».
Возле кабинета Вознесенского офицер сказал:
— Вам сюда. — И, козырнув, удалился.
Секретарь Вознесенского в чине полковника встретил Токаева недовольным вопросом:
— Вы где гуляете? Совещание уже началось.
— Меня вызвали на двадцать два ноль-ноль, — напомнил Григорий. — Сейчас только половина десятого.
— Начали раньше, вас не успели предупредить. Посидите, я о вас доложу.
Не успел он это сказать, как из кабинета Вознесенского вышел Вершинин, командующий ВВС СССР, заместитель министра обороны. Григорий его хорошо знал ещё с довоенных времен, когда Вершинин был помощником по лётной подготовке начальника Высших авиационных курсов усовершенствования лётного состава и часто приезжал в академию Жуковского.
— Ну что за болван ваш Куцевалов! Вы бы послушали, что он несёт! Как на политинформации перед новобранцами! — с досадой проговорил он. — Хорошо, Токаев, что ты пришёл. Входи, тебя ждут.
В кабинете за длинным столом сидели члены Политбюро Вознесенский и Маленков, министр авиационной промышленности Хруничев, главный конструктор «Яков» генерал-полковник Яковлев, главный конструктор «Мигов» Артём Микоян и генерал Куцевалов. Лицо у Куцевалова было багровое, потное. Видно, разговор, который шёл в кабинете, дался ему нелегко.
— Садитесь, Токаев, — предложил Маленков. — Надеюсь, вы сумеете ответить на наши вопросы лучше, чем ваш начальник.
— Как смогу, у меня не было времени на подготовку.
— Не прибедняйся, сможешь, — перебил Вершинин. — Начнёте, Георгий Максимилианович?
— Мы получили информацию, что конструктор «Фау-2» Вернер фон Браун выходил на контакт с людьми генерал-полковника Серова и предлагал свои услуги Советскому Союзу, но его предложение отклонили. Это так?
— Нет, это дезинформация. Фон Браун был штурмбаннфюрером СС и активным членом нацистской партии. Он добровольно сдался американцам и сейчас в США. Трудно поверить, что он предлагал нам сотрудничество.
— Профессор Курт Танк, — продолжал Маленков. — Нам известно, что вы встречались с ним в Берлине. Вскоре после этой встречи он исчез. Как вы это объясните?
— Да, я с ним встречался, — подтвердил Григорий. — Предложил переехать в Советский Союз и гарантировал, что ему будут предоставлены все условия для работы. Он сказал, что устал от войны и хочет только одного — чтобы о нём забыли. Но обещал подумать.
— И сбежал в Аргентину?
— Я не знаю, куда он сбежал.
В разговор вмешался Вознесенский:
— Товарища Сталина заинтересовал проект конструктора Зенгера. Вы знаете об этом проекте?
— Кое-что знаю.
— Зенгер сейчас где-то во Франции, мы вряд ли сможем его заполучить. Как по-вашему, мы сможем реализовать проект без него?
— Не знаю, что сказать. Это задача огромной сложности.
— А вот генерал Куцевалов считает, что нашим учёным она по силам, — заметил Вершинин. — Навалимся всем миром и сделаем.
— Генерал Куцевалов военный, а не учёный, — возразил Григорий. — Задачу такой сложности нельзя решить количеством. Хоть тысячу учёных собери, у них ничего не получится, если среди них не будет ярких талантов, способных предложить прорывные идеи. Здесь конструкторы Яковлев и Микоян. Они подтвердят, что я прав.
Яковлев молча кивнул, а Микоян сказал:
— Да, прав.
Маленков вернул разговор в деловое русло:
— Задача поставлена и мы должны найти пути её решения. Здесь было два предложения. Первое: создать экспериментальное бюро в Германии и привлечь к его работе максимальное число немецких специалистов-ракетчиков. Что вы об этом думаете, товарищ Токаев?
— Нашим союзникам это не понравится.
— Нас не интересует, что им понравится или не понравится. Я спрашиваю о другом: будет ли работоспособным такое бюро?