— Трудно сказать. Немецкие специалисты, оставшиеся в Германии, живут очень трудно. Они охотно пойдут работать к нам. Но их квалификация вызывает у меня большие сомнения. Лучших учёных уже вывезли в Америку, другие у нас в Городомле у Туполева.
— Второе предложение такое, — продолжал Маленков. — Создать научно-исследовательский центр у нас или записать эту тему в планы Туполева. Он всё равно занимается ракетами. Ваше мнение?
— По-моему мы подходим к решению не с того конца. Прежде чем ставить кому-то конкретную задачу, нужно понять, возможна ли реализация проекта Зенгера в принципе при современном состоянии науки и технологии. Я предложил бы собрать лучших наших и немецких учёных-ракетчиков вместе и поставить перед ними этот вопрос. Если они скажут «да», тогда и можно приступать к конкретным действиям.
— Так что мы решим? — спросил Маленков.
— Решать будем не мы, — ответил Вознесенский.
На этом совещания прервалось. Маленков и Вознесенский отправились докладывать Сталину, оставшиеся в кабинете расслабились, переговаривались о своих делах. К Григорию подсел генерал Куцевалов.
— Дипломат ты, Токаев, большой дипломат, — проговорил он. — Серова отмазал, а вот меня подставил. Но я на тебя зла не держу.
Вернулись Маленков и Воскресенский.
— Завтра продолжим у товарища Сталина, — объявил Воскресенский. — Спасибо, все свободны. Токаев, завтра из дома не выходите, вас могут вызвать в любой момент.
От площадки возле Сената отъезжали тяжелые чёрные лимузины. Григорий нашёл свой «опель». Девчушка-водитель крепко спала, откинувшись на спинку кресла.
— Поезжайте домой, товарищ сержант, — сказал ей Григорий. — Я пройдусь пешком, мне недалеко. Заодно посмотрю на Москву, давно тут не был.
— Ой, меня накажут, — испугалась она.
— Не накажут. Скажете: подполковник приказал. А вы обязаны выполнять приказы старших по званию.
Был третий час ночи. Снег прекратился, мостовые блестели под фонарями. Улицы были совершенно пусты, в домах были освещены только редкие окна и оттого город казался настороженным, хмурым.
Григорий уже подходил к дому, когда заметил длинную тёмную очередь, человек в сто или даже больше. Голова очереди была возле «Булочной», хвост терялся в тени домов. В ней стояли по большей части пожилые женщины, кутаясь в платки, но попадались старики и подростки.
— За чём стоим? — спросил Григорий у мальца в ушанке и телогрейке.
— За хлебом, — отозвался он, шмыгнув носом.
— Когда привезут?
— Привезут в семь, а начнут давать в восемь.
— Так до восьми и будешь стоять?
— Не, скоро сеструха сменит. Она уже большая, ей двенадцать.
— А тебе сколько?
— Восемь с половиной.
— Не боитесь, что вас затолкают?
— Не, тут порядок, все по номерам.
Он показал ладошку. На ней химическим карандашом была выведена цифра «126».
В эту ночь Григорий долго не мог заснуть. Перед глазами всё стояла детская ладошка с цифрой 126.
XVI
Утром 17 апреля в его комнате пронзительно зазвонил телефон. Звонок был необычный — прерывистый, требовательный. Так звонят с междугородней станции. Но это был не межгород, а коммутатор Кремля. Оператор передал, что подполковнику Токаеву приказано никуда не отходить от телефона и никому не звонить, его телефон постоянно подключён к спецсвязи, вызов может последовать в любую минуту. Целый день Григорий проходил по комнате, поглядывая на чёрный аппарат, как на гранату с выдернутой чекой. Только к вечеру телефон ожил.
— Это Серов, — услышал Григорий в трубке.
— Какой Серов? — не понял он.
— Такой! Не узнал?
— Извините, товарищ генерал-полковник. Слушаю вас.
— Машина к тебе послана. В ней капитан Никитин из комендатуры Кремля. Делай то, что он скажет.
Через несколько минут в дверь постучали. Капитан Никитин настороженно оглядел комнату и обратился к Григорию:
— Подполковник Токаев?
— Да, это я.
— Сдайте оружие.
— Я арестован?
— А есть за что?
— Не знаю, вам видней.
— Не арестован. Пока. С оружием к товарищу Сталину не положено. Никому, даже маршалам.
Положил табельный ТТ Григория в портфель, поинтересовался:
— Готовы? Тогда пошли.
У подъезда стоял чёрный «Зис». Редкие прохожие разглядывали его с любопытством и опаской. Водитель включил сирену, машина пронеслась по московским улицам и остановилась у Боровицких ворот. И машину, и капитана Никитина охрана хорошо знал, но документы проверила очень тщательно. Следующая проверка, такая же тщательная, была у бокового входа в Сенат. В фойе младший лейтенант взял у Григория шинель, а у капитана Никитина шинель и его портфель. Поднявшись по лестнице с красным ковром, заглушавшим шаги, они оказались в длинном узком коридоре. Через каждый десять метров в нём стояли офицеры НКВД с каменными лицами. Возле двери, на которой не было никакой таблички, дежурили двое. Последовала ещё одна въедливая проверка всех документов, только после неё офицеры отступили от двери, освобождая вход в кабинет.