«Ганза» уже стояла на территории базы. Дежурный на КПП открыл перед ней шлагбаум. Григорий выехал на ведущий к Берлину автобан, радуясь тому, что он так легко отделался и не понимая, почему это произошло.
Капитана Квашнина и его оперативников освободили через три дня. Британское командование направило Главноначальствующему СВАГ маршалу Соколовскому официальный протест, на этом инцидент был исчерпан. Но не для подполковника Токаева.
Генерал-полковник Серов был от ярости вне себя.
— Какого хуя тебя туда понесло? — гремел он на Григория, стоявшего перед ним по стойке «смирно». — Ты что, не понимал, чем это может кончиться?
— Понимал, товарищ генерал-полковник. Но решил рискнуть. Документы Брауншвейгского центра могли представлять для нас очень большой интерес.
— А если бы вас перестреляли? Что бы я сказал маршалу Соколовскому?
— Не перестреляли же. Я специально приказал никому не брать оружия. Не повезло.
— У этого невезения может быть и другое название!
— Так точно. Я и сам об этом думал. Очень уж слаженно действовали англичане. Будто знали, кого они найдут в развалинах центра.
— Ты на что это намекаешь, Токаев? Что у нас в Каррхорсте предатель и он предупредил англичан о вашем появлении?
— Вы этого не допускаете?
— Не допускаю, у нас предателей нет! Ну что ты стоишь столбом? Вольно, садись. А я вот о чём думаю. Как-то очень быстро тебя отпустили. Остальных продержали три дня, а тебя сразу. Почему бы это, Токаев?
— Не могу знать.
— Та сказал, что капитан кому-то позвонил и тебя освободили. Кому он звонил? Какие инструкции получил?
— Не могу знать, — повторил Григорий.
— А не сказали ли ему, что ты свой и тебя нельзя задерживать?
— Что значит свой?
— То и значит. Нет ли тебя в их секретных списках?
— Товарищ генерал-полковник, если вы считаете меня английским шпионом, арестуйте меня.
— Если бы я считал тебя шпионом, пристрелил бы прямо здесь, в этом кабинете. Не дергайся, не считаю. Но согласись, что для таких мыслей есть некоторые основания. Всех держат три дня, а его сразу отпускают. Почему? Поневоле задумаешься. Ладно, Токаев, забыли, иди работай. Но ещё один прокол, и отправлю тебя в Москву. Мне здесь разъебаи не нужны. Свободен.
В тот же вечер Григорий сел за машинку и напечатал:
«Начальнику Отдела Военно-Воздушных Сил Военного Управления СВАГ генерал-майору авиации тов. Александрову.
Прошу Вас возбудить ходатайство перед Управлением Кадров ВВС СССР о переводе меня на постоянную работу в Советский Союз. Свою просьбу мотивирую тем, что:
1. В Германии нахожусь уже два года и четыре месяца и, таким образом, долго оторван от регулярной научной работы и преподавательской деятельности;
2. За это время я в свободное от службы время работал над своей докторской диссертацией, и мне её необходимо довести до конца. Для этого я должен быть в СССР, поскольку здесь у меня нет возможности провести необходимые эксперименты;
3. Работа, которую я здесь выполняю, ни с какой стороны меня не удовлетворяет, на ней я дисквалифицируюсь. Эту работу сможет выполнять любой более-менее грамотный офицер. Следовательно, из-за моего ухода дело не пострадает. В то же время в Советском Союзе я буду использован в соответствии со своей специальностью и квалификацией и принесу стране больше пользы.
Я желаю в дальнейшем работать на прежнем месте, т. е. в Военно-воздушной академии им. Жуковского. Хотел бы убыть в СССР ещё в октябре с.г.
10 октября 1947 года».
Генерал-майор Александров передал рапорт Серову. Тот разорвал его на части и бросил в корзину.
— Вот что, Токаев. Понимаю, что ты на меня обиделся. А зря. Всех подозревать — это моя обязанность. Ты по-глупому прокололся? Прокололся. Но я дам тебе возможность реабилитироваться. Собирайся, на днях летишь в Париж.
— Что мне там делать? — не понял Григорий.
— Работать. А что конкретно делать, тебе скажут.
— Но я не говорю по-французски.
— Те, кто тебя встретят, говорят. Хватит того, что ты говоришь по-немецки.
— И всё-таки, что я должен буду делать?
— Встретишься с Зенгером. И поговоришь с ним о ракетах. С тобой будут ещё три человека. Один водитель, двух других представишь учёными. Они будут молчать. А ты легко найдёшь с Зенгером общий язык.
— Уговорить его переехать в Москву? — предположил Григорий.
— Это был бы идеальный вариант.