Председательствующий огласил выписку из отчёта чрезвычайных происшествий по СВАГ за ноябрь 1947 года (л.д.121).
Председательствующий объявил судебное следствие законченным, после чего суд удалился в совещательную комнату для вынесения приговора.
В 13 час.50 мин. по возвращении из совещательной комнаты председательствующий огласил приговор».
— Что скажете, Джордж? — спросил Браун, когда Хопкинс вернул ему протокол.
— Этого следовало ожидать. Непонятно одно — почему они тянули так долго? Ждали, что он раскается и вернётся, как подполковник Тасоев? Или удастся его выкрасть или убить?
— Может быть, — согласился Браун, раскуривая погасшую трубку.
— Досадно, что нет приговора, — заметил Хопкинс. — Очень интересно, что решил трибунал.
— Почему же нет? Есть и приговор. Наш человек в Берлине очень хорошо поработал. Можете прочитать.
Браун передал Хопкинсу лежавшие перед ним листки. На верхнем стояло:
«Совершенно секретно.
г. Берлин, 26 января 1949 года».
Ниже теснился плотный машинописный текст:
«Токаева Григория Александровича (он же Токаев Гогки Ахметович) на основании ст. 58–16 УК РСФСР, в соответствии с Указом Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года «Об отмене смертной казни», подвергнуть лишению свободы в ИТЛ сроком на двадцать пять (25) лет, с поражением прав, предусмотренных пунктами «а», «б» и «в» ст. 31 УК РСФСР, сроком на пять лет и с конфискацией всего имущества.
Токаева Григория Александровича (он же Токаев Гогки Ахметович) лишить воинского звания «инженер-подполковник».
На основании ст. 31 УК РСФСР лишить Токаева Григория Александровича (он же Токаев Гогки Ахметович) медали «За победу над Германием в Великой Отечественной войне Советского Союза 1941–1945 гг.», медали «За боевые заслуги» и ордена «Красная Звезда».
Токаеву Азу Заурбековну на основании ст. 58-1а УК РСФСР, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 мая 1947 года «Об отмене смертной казни», подвергнуть лишению свободы в ИТЛ сроком на двадцать пять (25) лет, с поражением прав, предусмотренных пунктами «а», «б» и «в» ст. 31 УК РСФСР, сроком на пять лет и с конфискацией всего имущества.
— Прочитали? — спросил Браун, нарушая тяжелое молчание.
— Да, сэр.
— Вы всё поняли?
— Да, сэр. Моя работа закончена?
— Закончена, Джордж. Он отработанный материал.
— Значит, Токаева отпускаем?
— Отпускаем, — подтвердил Браун. — Но присматривать будем. На чём чаще всего проваливаются самые опытные шпионы?
— На связниках.
— За этим и последим.
— Поставить его телефон на прослушку?
— Да.
— Наружное наблюдение?
— Да.
— А если с ним никто не выйдет на связь?
Браун усмехнулся.
— Шпион, с которым никто не выходит на связь, это, Джордж, не шпион, а самый обыкновенный гражданин.
— Вы разрешите показать эти бумаги Токаеву?
— Конечно, почему нет? Ему будет интересно. Но они на английском. Он поймёт?
— Я ему помогу.
— Договорились. Подготовьте новые документы Токаеву: паспорт, вид на жительство и всё остальное. Подумайте, где ему работать и жить.
Браун вложил протокол заседания Военного трибунала и приговор в картонную папку и передал Хопкинсу.
— Я могу быть свободен, сэр?
— Да, Джордж. Спасибо за работу.
XXVIII
Дома Джордж Хопкинс ещё раз внимательно прочитал материалы Военного трибунала. Судьба подполковника Токаева и его жены была решена всего за час двадцать минут. И это произвело на молодого майора британской контрразведки неожиданно сильное впечатление. Он знал, что в Советском Союзе не устраивают, как в Великобритании, многомесячных судебных процессов над теми, кого считают государственными преступниками. Особые совещания, называемые тройками, отправляли в лагеря и приговаривали к расстрелу сотни тысяч граждан, заподозренных к нелояльности к советской власти, а иногда просто по доносу соседей или сослуживцев. Но одно дело знать, а совсем другое видеть, как это происходит на твоих глазах. Со времён Чехова и Достоевского Россия изменилась неузнаваемо. И это всего за несколько десятилетий, в масштабах истории ничтожный срок. Впервые майор Хопкинс осознал, какой чудовищной твёрдости монолит противостоит западному миру с его демократическими ценностями, которые были для него чем-то таким же естественным, как воздух, которым человек дышит. И его служба в контрразведке, раньше воспринимая им просто работой, которая ему по душе, приобрела новое качество — ту одержимость, без которой в науке невозможно достигнуть значимых результатов, а на государственной службе сделать серьёзную карьеру.