Глава 11
Валахия, 26 мая 1854 г.
Вечерело. Казачий разъезд неторопливо скакал по степи. Ротмистр Вахрушев вдыхал полной грудью ветер с Дунайских берегов, невольно вспоминая родную степь и жгучий запах полыни, заволжские затоны и плёсы.
— Ротмистр! — окликнул хорунжий Степан Дыгайло и показал на заросли у сопок.– Башибузуки!
— Вперед! — крикнул Вахрушев, на ходу оголяя боевую шашку.
Башибузуков было всего четверо. Они собрались возле повозки, которую пытались загнать в заросли. Заметив казаков, лиходеи не стали испытывать судьбу и пришпорив коней, сразу дали деру.
На повозке, среди вороха сена и мешков, лежали двое связанных в нижнем белье: коренастый блондин и худощавый брюнет со свежей ссадиной на щеке. Оба изрядно потрепанные и избитые.
Блондин оживился, когда дозорные подъехали и кивнул Вахрушеву:
— Ротмистр, я фельдъегерь Васильев. У меня срочное донесение к полковнику Казицкому от фельдмаршала Паскевича.
— Донесение при вас?
— Уничтожил, как только увидел этих басурман. Передам устно.
Парней развязали. На повозке в мешках нашлась их одежда и сапоги. Оружие башибузуки прихватили с собой.
— Налетели как черти! — нахмурился фельдъегерь.– Будто из под земли вылезли!
— Полк Казицкого за рекой, в пятнадцати верстах,– показал ротмистр.– Но у моста турки. Вам придется ехать в обход.
— В обход долго. Донесение нужно передать к утру, кровь из носу…– проскрипел зубами фельдъегерь.– У вас много казаков? Может атакуем турков у моста?
Вахрушев призадумался и окликнул молодого носатого казака:
— Прошка, скачи к Елагину. Пусть всех поднимает!
Через четверть часа Вахрушев смотрел с холма в трофейную подзорную трубу. Турецкие солдаты построили у моста настоящие укрепления. Три небольшие пушки тщательно забросали и замаскировали ветками. За неделю они разбили здесь настоящий форпост.
— Ротмистр, сколько их?– нетерпеливо спросил фельдъегерь
— Около сотни…– вздохнул Вахрушев и кивнул в сторону. По степи мчались тридцать всадников.
— Маловато у вас людей…– пробурчал фельдъегерь.
— Пока немного выждем. Начнем после полуночи! — кивнул Вахрушев.– Сами не лезьте, как освободим мост — сразу скачите к полковнику Казицкому!
В полночь ротмистр отправил в турецкий лагерь лазутчиков-пластунов. Четверых караульных незаметно зарезали и спрятали тела в кустах. Но один из турецких командиров все же проснулся и поднял тревогу, выстрелив в воздух. Турки сразу забегали и засуетились. Повсюду слышались басурманские крики и беспорядочная стрельба. Но было уже поздно. Казачья конница смертным вихрем ворвалась в лагерь, сметая все на своем пути. Вахрушев лично зарубил двоих. Турки попытались открыть стрельбу из укрытий, но вскоре и там их достали. Многие бросились к лодкам и попытались переплыть через речку. К мосту никто из турецких солдат не побежал, слишком открытое место.
Звон шашек, выстрелы и крики раненых пронзили ночную тишину у речного лагеря. Однако все это продолжалось недолго. Тридцать турецких солдат сдались в плен, побросав оружие. Девять сбежали на лодках. Трупы остальных беспорядочно лежали по территории лагеря. Казаки потеряли шестерых при атаке, еще восьмерых ранили. Вахрушев слегка подвернул ногу, когда падал с подстреленной лошади.
В пылу боя фельдъегерь и его подручный успешно пересекли мост на лошадях и отправились к полковнику Казицкому, передать срочное донесение.
Связанные пленные сидели у каменой стены, зыркали черными глазами и тихо переговаривались. Среди них было много раненых. Турки не могли поверить, что на лагерь напал совсем небольшой казачий отряд.
Когда начало рассветать, ротмистр приказал пленным вырыть большую яму в ста саженях от лагеря, куда снесли и предали земле погибших турецких солдат.
Казаков похоронили на холме и по православному обычаю каждому погибшему поставили крест.
Пушки очистили от веток и тщательно пересчитали боезапас. У турок оказалось много новеньких английских винтовок. Похоже они ждали подкрепление.
Только к полудню слегка перекусили. Вахрушев отправил казака Ермолая осмотреть продовольственные склады на окраине лагеря, а сам свернул козью ножку и закурил, присев на пенек. Неожиданно раздался истошный женский крик. Ермолай приволок темноволосую черноглазую женщину:
— В погребе пряталась. Бросилась на меня с ножом, сучка…
— Что тут баба делала? — удивился Прошка. Он и интересом смотрел на молодку.
— Известно что, кашеварила…
Вахрушев спросил у женщины на местном языке:
— Откуда ты, фата?
— Карачево…– женщина обернулась в сторону пленных турок и презрительно сплюнула.
— Может оставим бабенку? — с надеждой спросил Прошка.
— Отпускаем! — приказал Вахрушев.– Мы с женщинами не воюем. К тому же басурмане, похоже, насильно ее притащили, местная она…
Ермолай кивнул и отпустил женщину. Она слегка поклонилась ротмистру, подобрала подол и почти побежала в сторону леса.
На следующий день с десятитысячным войском прибыл генерал Шильдер. Он приказал продолжать укреплять форт у моста. У реки оставили сотню солдат, остальное войско двинулось к Силистрии, не встретив больше на пути турецких укреплений и пикетов.
Еще через два дня к крепости подошла пятидесятитысячная армия фельдмаршала Пашкевича. Кони-тяжеловозы тянули по дороге пушки. На подводах везли ядра и ракеты. К вечеру расставили походные шатры и повозки. В сумерках степь вокруг крепости казалась почти вся усыпана походными кострами. Впервые Вахрушев увидел отряд солдат-ракетчиков. Крепость Силистрия окружили плотным кольцом. И уже на следующий день начали обстреливать из пушек. Защитники крепости огрызались в ответ, но все же стреляли не часто. Ночью русские лазутчики делали подкопы под стенами крепости и закладывали взрывчатку. Удалось даже подорвать часть наружной стены за рвом. Однако защитники Силистрии продолжали ожесточенно обороняться и не желали сдаваться.
Вахрушев знал, в крепости не больше тринадцати тысяч турецких солдат и не понимал, почему фельдмаршал Пашкевич не приказывает брать крепость штурмом, будто что-то выжидает…
В Вену мы приехали пятого июня, исколесив почти пол Европы. Вечером поселились в гостинице «Вандей». Из окна открывался прекрасный вид на городскую площадь и ратушу с большими медными часами. За домами и узкими улочками виднелась широкая река и уютная каменная набережная. Мы отдохнули и хорошенько отоспались.
Утром в номер явился невысокий толстячок.
— Джон Тотлебен, помощник консула,– представился гость.– Как добрались, джентльмены?
— Отлично,– улыбнулся майор Барк.
— На набережной недавно открыли кафе. Там и пообщаемся. Имейте в виду, разговаривать будем на польском. Кстати, покажите ваши документы.
Томас протянул помощнику консула документы. Толстячок осмотрел и удовлетворенно кивнул:
— Пан Кальницкий и пан Моравецкий. Отлично. Жду вас через десять минут внизу.
Через полчаса мы сидели в летнем кафе на набережной. Джон Тотлебен заказал круассаны, свежие булочки и кофе. Я давно заметил, что все толстяки любят сладкое. Наш столик стоял поодаль, однако Тотлебен все равно старался говорить тихо.
— А вы знаете, что круассаны придумали в Австрии? Всем почему-то кажется, что круассаны — это выдумка французов.
Мы удивленно переглянулись. Что он несет? Мы проехали больше тысячи миль, чтобы слушать лекцию о круассанах?
Помощник консула усмехнулся:
— Хорошо. Давайте сразу перейдем к делу. Карл Воннегут наотрез отказался продавать винтовки англичанам. Почему — совершенно непонятно. Месяц назад мы перехватили поляка Яна Моравецкого, посла графа Орлова, который направлялся к Воннегуту договариваться о продаже винтовок. К сожалению, наши парни перестарались. Моравецкого перевербовать не удалось. Он оказался слабоват и умер от сердечного приступа. Именно тогда я и придумал отправить к Воннегуту липовых поляков, то есть вас. Вы договоритесь с Воннегутом о цене за винтовки и о возможности как можно быстрее вывезти оружие из Вены. Кстати, Воннегут продает не только винтовки, но и взрывчатку. После сделки партия оружия пойдет не в Россию, а в Варну, на нашу базу.