Эллиотту было лестно оказаться в такой компании, к тому же здесь он мог расслабиться. Англичанам присуща природная сдержанность. Англичанам, принадлежащим к тому же классу и типу личности, что и Эллиотт, — тем паче. Сотрудникам секретных служб запрещалось рассказывать своим друзьям, женам, родителям или детям, чем они занимаются, так что этот закрытый клуб привлекал многих связанных сведениями, которые необходимо держать в тайне от других. В компании гражданских лиц Эллиотт ни словом не упоминал о своей работе. Но внутри того светского монастыря, который представляла собой МИ-6, и в особенности на шумных вечеринках у Харриса, он оказывался среди тех, кому мог полностью доверять и с кем мог общаться со степенью открытости, невозможной за пределами этого сообщества. «В этой организации большинство коллег, мужчин и женщин, были близкими друзьями, — писал Эллиотт. — Здесь преобладала оживленная атмосфера товарищества, почти как в клубе, мы называли друг друга по имени и часто общались в нерабочее время».
Дружба Филби и Эллиотта была основана не только на общих интересах и профессиональной принадлежности, но и на чем-то более глубоком. Ник Эллиотт был любезен со всеми, но мало к кому эмоционально привязан. Таких отношений, как с Филби, у него больше не складывалось никогда и ни с кем. «Они говорили на одном языке, — вспоминает сын Эллиотта Марк. — Ближе Кима у моего отца друзей не было». Эллиотт никогда открыто не выражал, не демонстрировал своей привязанности. Как и многие другие важные вещи в мужской культуре того времени, это оставалось невысказанным. Эллиотт преклонялся перед Филби, но также и любил его со всей силой мужского обожания — молчаливого, неразделенного, лишенного сексуального оттенка.
Их отношения стали еще более близкими, когда обоих извлекли из отдаленных краев британской разведки и поместили в самый центр, в Пятый отдел МИ-6, в подразделение, занимавшееся контрразведкой. МИ-5 отвечала за обеспечение безопасности, в том числе за противодействие вражескому шпионажу в Великобритании и в колониях. МИ-6 отвечала за сбор информации и курировала агентов за рубежом. В составе МИ-6 Пятый отдел играл особую и крайне важную роль: его сотрудники при помощи шпионов и перебежчиков собирали информацию о разведывательной деятельности врага на иностранных территориях и заранее предупреждали МИ-5 о разного рода шпионаже в Великобритании. Являясь важнейшим связующим звеном между секретными службами, Пятый отдел был призван «сводить на нет, запутывать, дезориентировать, подрывать, проверять или контролировать деятельность секретных служб по сбору информации и влиять на действия агентов иностранных государств или служб». Перед войной этот отдел отдавал большую часть своих сил наблюдению за международным распространением коммунизма и борьбе с советским шпионажем, но по мере того, как война продолжалась, сосредоточился почти исключительно на разведывательных операциях стран гитлеровской коалиции. Особое беспокойство вызывал Пиренейский полуостров. Сохранявшие нейтралитет Испания и Португалия оказались на передовой шпионской войны. Многие операции немецкой разведки, направленные против Великобритании, начинались именно в этих двух странах, и в 1941 году МИ-6 принялась укреплять позиции на Пиренеях. Как-то вечером Томми Харрис сказал Филби, что боссы разыскивают кого-то «знакомого с Испанией, чтобы поручить ему растущий подотдел». Филби тут же заинтересовался; Харрис поговорил с Ричардом Бруманом-Уайтом, другом Эллиотта, руководителем операций МИ-6 на Пиренеях, а тот обратился к главе МИ-6. «Система „старых друзей“ пришла в действие», по выражению Филби, и спустя несколько дней его вызвали на встречу с начальником Пятого отдела.
Майор Феликс Каугилл являл собой образец разведчика старой школы: бывший офицер индийской полиции, жесткий, воинственный, чрезмерно подозрительный и не блещущий умом. Тревор-Роупер пренебрежительно отзывался о нем как о «бестолковом человеке-катастрофе, одержимом манией величия», и Филби втайне относился к нему с не меньшим ехидством: «Для офицера разведки он был слишком скован нехваткой воображения, невниманием к деталям, да и попросту незнанием окружающего мира». Каугилл был «подозрительным и ершистым» по отношению к любому, кто не служил у него под началом, за своих же подчиненных стоял горой и уж точно не мог тягаться с Филби по части обаяния.