В назначенный день «Самурай» вернул Карпову прибор, в котором была еще одна техническая хитрость: регистратор был устроен таким образом, что попади он при посредничестве «Самурая» или без его участия в руки японских контрразведчиков, которые попытались бы определить его предназначение, это было бы обязательно зафиксировано при контрольном обследовании нашими технарями.
Тщательно проверив устройство, специалисты пришли к заключению, что в нем никто не ковырялся и оно не подвергалось ни рентгеноскопии, ни ультразвуковому, ни лазерному обследованию.
Ну, чем не проверка агента на «детекторе лжи»?!
Теперь, когда «Самурай» успешно прошел первый тест на надежность (сколько еще их будет!), Карпов теоретически мог рассчитывать на его помощь и в других, более деликатных, вопросах, а именно: добывании секретной информации.
А то, что «Самурай» является секретоносителем, генералу стало ясно еще во время вербовки, когда при отработке способов связи японец просил не звонить ему на работу. Такая просьба могла поступить только от дипломата, допущенного к секретам, и, кроме того, предупрежденного о том, что его телефон контролируется службой собственной безопасности посольства.
Глава седьмая
Контрабандист поневоле
Встреча с «Самураем» должна была состояться в баре на третьем этаже гостиницы «Интурист» в 4 часа пополудни, когда заведение обычно закрывается на санитарный час и остаются лишь «ведомственные», вроде Карпова, посетители. Впрочем, коллеги никогда не мешали друг другу, рассредоточиваясь по углам. «Цеховая солидарность», как никак!
Генерал прибыл на место загодя, чтобы осмотреться и спокойно осмыслить предстоящий разговор с агентом.
Последние два дня в рабочем кабинете это сделать не удавалось: вслед за арестом Буряце Карпова беспрестанно вызывали к себе то Андропов, то его заместитель Семен Цвигун, а то и кураторы КГБ со Старой площади.
Особенно раздражала генерала позиция, занятая Цвигуном.
Карпов понимал, что заместитель председателя не по своей воле вмешивается в дело о краденых бриллиантах, а лишь выполняет указание своего родственника, генерального секретаря, чтобы в случае необходимости отвести удар от Галины Брежневой. Но уж больно беспардонно он это делал!
…Как только копия агентурного сообщения «Самурая» легла на стол Цвигуну, он немедленно потребовал к себе Карпова.
— Слушайте, — заорал зампред, едва только генерал перешагнул порог его кабинета, — вы со своим агентом сожрали весь мой замысел!
— То-то у меня чувство, будто я наелся говна, — парировал Леонтий Алексеевич.
— Вон из кабинета!!! — захлебнувшись от ярости, прорычал Цвигун.
— Вон из контрразведки! — в тон ему ответил Карпов и, пулей вылетев из кабинета самодура, бросился в приемную Юрия Владимировича.
Если бы не вмешательство Андропова, не сносить бы погон строптивому генералу — уволили бы в одночасье без выходного пособия.
Впрочем, Карпов играл наверняка, понимая, что с его уходом Комитет потеряет только что приобретенного особо ценного агента. А советники японского посольства не каждый день оказываются в агентурных сетях КГБ!
Устроившись за столиком в глубине зала, генерал недовольно поморщился: сидевшие в центре зала четверо дюжих бритоголовых парней о чем-то громко спорили. Говорили по-английски. Судя по выговору, внешнему виду и по тому, как они лихо опрокидывали в себя фужеры с виски, Карпов сделал вывод, что перед ним американцы, скорее всего морские пехотинцы из охраны здания посольства США.
«Вот напасть, нигде нет покоя! — чертыхнулся про себя генерал. — Не попросить ли администратора, чтобы он спровадил этих вояк?»
Оценивающе окинув взглядом возмутителей спокойствия, Леонтий Алексеевич понял, что и весь обслуживающий персонал бара будет бессилен унять не в меру разошедшихся морпехов.
«Черт с вами, живите!» — Карпов углубился в размышления.
Вновь и вновь генерал мысленно возвращался к вопросу об использовании «Самурая» в добывании информации по «Сётику».
Идея была весьма заманчивой, но возникали серьезные сомнения в возможности ее реализации: согласится ли «Самурай» выполнять задание по «Сётику», ведь речь пойдет о добывании японцем сведений о японской фирме. Не сочтет ли агент его предложение оскорбительным, а свое участие в операции антипатриотичным?