Когда они в тот день вернулись домой, Марту переполняло опьянение, заставившее ее отбросить сдержанность. Дом был устроен таким образом, что комнаты Пьера и Сильвии связывались с комнатой Марты, имевшей дверь, открывавшуюся в ванную, которой пользовался Джон. Когда дети были еще маленькими, все двери стояли нараспашку, но теперь Сильвия предпочитала запирать дверь в свою спальню на ключ. Дверь между комнатами Марты и Пьера тоже была закрыта. В тот день Марта ушла в ванную и, лежа в воде, слышала, как Джон ходит по комнате. Ласки Пьера очень взволновали ее, однако она по-прежнему хотела Джона. Она решила предпринять еще одну попытку привлечь его и заставить раскрыть карты, чтобы проверить, остались ли у нее шансы на то, что когда-нибудь он полюбит ее.
После ванны она надела длинное белое кимоно и оставила свои пышные черные волосы распущенными. Вместо того, чтобы вернуться к себе, она зашла к Джону, удивившемуся ее появлению. Свой поступок она объяснила следующим образом:
— Джон, у меня возникла проблема, и мне нужен твой совет. Я скоро уйду из этого дома.
— Уйдешь?
— Да, — ответила она. — Это решено. Я должна научиться жить самостоятельно. Вот думаю отправиться в Париж.
— Но ты же ведь нужна здесь.
— Нужна?
— Ты хорошая подруга моего отца, — с горечью в голосе сказал Джон.
Действительно ли он ревнует? Затаив дыхание, она ждала продолжения. Потом сама прибавила:
— Я встречу других людей и попробую выйти замуж. Не могу же я всю жизнь быть обузой.
— Замуж?
Джон впервые увидел в названной сестре женщину. До сих пор он всегда считал ее ребенком. Сейчас же он видел ее аппетитную фигурку, подчеркнутую кимоно, влажные волосы, взволнованное лицо и мягкий рот. Она ждала. Ожидание ее было настолько страстным, что она опустила руки, отчего кимоно приоткрылось, обнаружив под собой обнаженное тело.
Джон понимал, что она хочет его, что предлагает себя, однако вместо того, чтобы возбудиться, уклонился.
— Марта, Марта, — сказал он. — Какая же ты примитивная, настоящая шлюхина дочь. Да, в детском доме все это говорили. Что твоя мать шлюха.
Кровь ударила девушке в голову.
— А ты, — ответила она, — ты импотент, монах, ты как женщина, ты не мужчина. А вот твой отец — мужчина.
И она бросилась прочь из комнаты.
Его лицо отныне перестало ее преследовать. Она хотела вычеркнуть его из своей памяти навсегда. В ту ночь она выждала, пока все заснут, чтобы отпереть дверь в комнату Пьера, приблизиться к его постели и предложить себя всем своим холодным и беспризорным телом.
По тому, как она подошла к кровати, Пьер понял, что она освободилась от Джона, что теперь она принадлежит только ему. Какое наслаждение было ощущать ее юное, нежное тело, приникающее к нему под одеялом! Летом Пьер спал голым, а она уже избавилась от своего кимоно и тоже была обнажена. Он сразу же ее захотел, и она почувствовала его твердое желание животом.
Теперь смутные желания Марты сконцентрировались в определенной части ее тела. Она делала движения, которым никогда не училась, держала мужчину за член, прижимала к себе и отвечала на все то многообразие поцелуев, которыми он ее осыпал. Она отдавалась с безумием, и Пьер сделался еще более сладострастен, чем когда бы то ни было.
Каждая ночь была оргией. Тело девушки стало проворным и опытным. Связь между ними была настолько прочна, что им едва удавалось скрывать ее днем. Когда Марта смотрела на Пьера, тому казалось, что он трогает ее между ног. Иногда они обнимались в темной передней, и он прижимал девушку к себе. Рядом с входной дверью находился большой темный шкаф, забитый пальто и галошами. Летом туда никто не заглядывал. Марта пряталась там, и Пьер приходил к ней. Здесь, на узкой полоске пространства поверх пальто, украдкой, взаперти, они отдавались друг другу.
Пьер уже много лет был лишен полноценной половой жизни, а Марта была просто создана для нее и оживала по-настоящему только в такие мгновения. Она принимала его всегда с приоткрытым ротиком и уже влажная между ног. Страсть росла в нем еще до того, как он видел девушку, от одной лишь мысли о том, что она ждет его в темном платяном шкафу. Они вели себя, как два борющихся зверя, готовых загрызть друг друга. Выйдя из поединка победителем и подмяв ее под себя, Пьер брал Марту с такой яростью, будто безостановочно пронзал ее своим членом, как копьем, до тех пор, пока она не затихала от измождения. Они удивительно подходили друг другу и возбуждались в одно и то же время. У нее была привычка забираться на него ловким зверьком и тереться о член и волосы на лобке с такой страстью, что он начинал ловить ртом воздух. Сумеречное пространство превратилось в их берлогу.