Собственные слова рассмешили Сабину. Джуна решила, что она слишком много пьет, и посмотрела на нее.
— Почему ты смеешься, Сабина?
— Да встретила тут детектора лжи, Джуна. Он может меня арестовать.
— Ох, Сабина. Ты ведь не сделала ничего, за что арестовывают!
Джуна глядела в лицо Сабины. Его напряжение, то возбуждение, которое она всегда видела в нем, стало теперь не более чем горением жизни. Черты его сделались напряженными, в глазах появился страх.
— Мне нужно с тобой переговорить, Джуна… Я перестала спать…
— Я пыталась найти тебя, когда приехала из Парижа. Ты так часто меняешь адрес, и даже свое имя.
— Ты ведь знаешь, что я всегда хотела смывать плесень, которую образует жизнь, если ей это позволить.
— Зачем?
— Я хочу пересекать границы, уничтожить все удостоверения личности, все, что привязывает нас к одной плесени, к одному месту без надежды на изменение.
— Это противоположность того, что обычно хочется всем, не так ли?
— Да, я привыкла говорить, что у меня проблемы с жильем: они заключались в том, что я не хотела иметь дом. Я хотела лодку, трейлер, что-нибудь, что находится в свободном движении. Я чувствую себя наиболее безопасно, когда никто не знает, где я, когда я, например, нахожусь в гостиничной комнате, с двери которой стерт номер.
— Но безопасно по отношению к чему?
— Я не знаю, что утаиваю, разве что, быть может, свою вину в нескольких любовных связях, в том, что вместо одной любви у меня их было много.
— Это не преступление. Просто случай раздробленной любви!
— Но те обманы, та ложь, которую я должна говорить… Знаешь, точно так же, как какой-нибудь преступник говорит тебе: «Я не могу найти иного способа заполучить то, что хочу, кроме воровства», я часто ловлю себя на желании сказать: «Я не могу найти иного способа заполучить то, что хочу, кроме лжи».
— Ты этого стесняешься?
Сабина снова испугалась.
— В отношениях с каждым мужчиной наступает момент, когда я чувствую себя одинокой.
— Из-за лжи?
— Но если бы я сказала правду, то оказалась бы не только одинокой, но и одной физически, и тем самым причинила бы каждому еще больший вред. Как я могу сказать Алану, что для меня он все равно что отец?
— Поэтому ты снова и снова бросаешь его, как бросают родителей, таков закон взросления.
— Ты как будто реабилитируешь меня.
— Реабилитирую я тебя только в твоем отношении к Алану, где ты ведешь себя как ребенок.
— Он единственный, кому я доверяю, единственный, любовь которого бесконечна, неустанна и всепрощающа.
— Ты описываешь не любовь мужчины и даже не любовь отца. Это отец из фантазии, идеализированный отец, однажды придуманный нуждающимся ребенком. Алан дает тебе любовь, в которой ты нуждаешься. В этой форме любви ты совершенно права, что доверяешь ему. Но однажды ты потеряешь его, поскольку существуют другие, совершенно такие же Аланы, как существуют и другие Сабины, и все они тоже хотят жить и иметь пару. Враг любви никогда не приходит извне, это не мужчина и не женщина, это то, чего не хватает в нас самих.