Он прекрасно помнил, когда впервые ощутил острую жажду странствий. Такие дни из детства не забываются: отец тогда впервые взял его с собой на Косую аллею, и не только за обычными покупками. За год и месяц до того, как он попал в школу, в полутемной лавке совсем еще молодой артефактор вручил Альбусу его первую волшебную палочку. И мальчик еще тогда понял, что она — особенная. Странная. Сильная. Каждый раз, когда он брал ее в руки, в первый момент по спине пробегал холодок, но это было такой мелочью по сравнению с восторгом, который он испытывал, ощущая в руке ее теплеющую гладкую древесину. С ней было невероятно легко, она дарила ему удивительные ощущения на грани реальности и грезы, будила фантазию… Держа ее в руках, он тогда впервые поверил в свое будущее могущество.
Как жаль, что она так сильно не понравилась матери, когда та через пару месяцев, после того как он дважды «уходил погулять», исчезая из дома на несколько дней, что-то заподозрила и решила рассмотреть палочку, взяв в руки. И в результате сама купила ему другую, а эту забрала и спрятала. Впрочем, ненадолго: вернувшись домой на первые же летние каникулы, Альбус нашел и вернул артефакт себе, воспользовавшись болезнью Кендры… Она сама и выдала свой тайник в полубреду от высокой температуры. Кстати, в нем оказалась не только палочка, но и еще немало интересного, что очень помогло ему тогда скоротать каникулы в самом тоскливом месте на земле — собственном доме.
Первый сон после того, как он вернул палочку, был прекрасен. Альбус видел себя… победителем, могущественным, известным… И поверженный им юноша был прекрасен. И, кажется, даже знаком, но это было не важно. Рядом колыхалось удивительное знамя — черное с серебряным драконом, стоящим на задних лапах среди серебряных звезд. Дракон смотрел на него живыми и умными темными глазами, словно изучая, а потом моргнул, будто в глаз что-то попало, и исчез. Зато те звезды остались с ним. Навсегда. Даже через пару десятков лет, когда тот сон стал явью.
Пусть с тех пор он чаще пользовался другой палочкой, та, первая, оставалась его талисманом и бережно хранилась в кармане мантии, откуда хозяин никогда не забывал ее вовремя переложить. Собственно, он никогда о ней не забывал… Директор погладил переливающуюся мантию по лацкану, ощутив то самое присутствие. Звезды с ним, а значит, он все еще прав.
Джервейс Олливандер возвращался домой, довольный результатом переговоров с поставщиками, но стоило ему открыть собственную дверь, откуда ни возьмись, нахлынуло ожидание чего-то странного. Не то чтобы нежелательного, но… Опасения подтвердились, когда навстречу ему выскочил довольный сын:
— Отец! Я наконец нашел его! — раскрасневшийся Гаррик ворвался в прихожую, как небольшой ураганчик.
— Судя по твоему виду, ты нашел кого-то, достойного наследия Эшу?
Его мальчик, впрочем, какой мальчик — юноша, умный и способный, только кивнул, сияя глазами. Он впервые оставался в лавке «за старшего». Значит, он был уверен… А вот ему, старику, все что-то мерещится. Впрочем, прежде чем судить, лучше увидеть самому.
— Неужели? И кто он? — Джервейс встал, прошел до шкафа, достал с полки думосбор и передал сыну.
После просмотра воспоминаний он долго молчал, так что его задумчивость взволновала сына:
— Отец, думаешь, он не выдержит?
— Я думаю, шансы равны, — Мастер поправил на носу очки-артефакты. — Но что-то в общей картине его магии не дает мне покоя. Что-то ненастоящее… Не его… Кто бы мог подумать, сын Кендры и Персиваля! Хотя он и мне кажется действительно светлым мальчиком, способным справиться.
— И палочка признала его!
— Ты читал катрен до или после?
Гаррик прикусил губу.
Вот даже как… Мальчик хотел слишком сильно…
— Ты мог его убить, понимаешь, сын?
Мальчишка упрямо помотал головой:
— Он чист.
— Пока чист. Только это вас и спасло. Обоих. Дом Эйлиль подомнет его под себя.
— Но, если он останется чист, беды не будет, отец!
— Останется ли… Ты не знаешь: чтобы влияние было оптимальным, мальчик должен идти за своим внутренним желанием — самым первым, что возникнет у него. Если он его не удовлетворит, последствия могут быть непредсказуемыми… А палочка с наследием Эшу, скорее всего, потребует путешествий. Для Дамблдоров это маловероятно, чтобы не сказать невозможно.
— Может, что-то можно сделать?
— Не стоит…
— Ты хмуришься, отец. Тебе так жаль этого шедевра? Но не ты ли сам говорил, что негоже ему так долго ждать?
Джервейс усмехнулся в седые усы:
— Шедевр? Нет, сын. Это не палочка. Шедевром будет молодой Дамблдор. И это — в любом случае. Надеюсь, ты сделал все необходимые записи?
Сын кивнул.
— Ладно. Я встречусь с ним и немного его напугаю, чтобы шарахался от всего темного. Может быть, это поможет.
Когда маленький Альбус получил свою палочку, то не мог на нее нарадоваться, так же как его мать — на него самого. Он стал удивительно спокойным и вежливым, чего ранее за вспыльчивым и активным мальчиком не водилось. Он научился сосредотачиваться и подолгу удерживать внимание то на книге, то на собственных мыслях, и это оказалось более чем на руку занятым взрослым: мать и тетка почти все время наблюдали за Арианой — предупредить выброс было проще, чем в очередной раз восстанавливать жилище. Да и подрастающий Аби требовал внимания, так что старшего брата обычно старались либо нагрузить делами по полной, либо попросту не замечали. Если бы они только знали, во что это выльется!
Через неделю почти десятилетний Альбус просто тихо сбежал из дома.
Он вернулся спустя пять дней, совершенно спокойный и довольный собой. Жажда была утолена, а остальное его не интересовало. И никто из родных не получил от мальчика ни малейшего ответа на вопросы, где он был и что с ним происходило.
Подросток начал внутренне стремительно взрослеть, с невероятной жадностью ныряя в новые и новые приключения: особенно ему полюбился маггловский мир, в котором его, маленького мальчика, сочиняющего невероятные истории и умеющего моментально расположить к себе любого одной лишь улыбкой, всегда привечали — да иначе и не могло быть, куда магглам тягаться с талантами волшебников, а уж с теми, кому попало наследие фей… Волшебники же всегда были настороже и не собирались доверять незнакомцу, пусть и совсем ребенку: первым их побуждением было — вернуть мальца домой. Так что разгуляться он мог только у магглов — благо, места там было куда больше, как и людей. В том-то и был интерес!
Такие эпизоды повторялись не так чтобы часто, но… Он не отказывал себе в том, чтобы претворять свои желания в жизнь. А мечты были прежде всего — о путешествиях.
И год от года они становились все более и более сильными, особенно из-за того, что на последних курсах и речи не было о том, чтобы оставить обучение и куда-то поехать, да и дома становилось все хуже и хуже. Уехать в путешествие с Геллертом — на год, два, да хоть на всю жизнь, — это уже не столько грело юношу, скорей — терзало все жестче и жесточе.
Если бы он только мог уехать тогда… Если бы мать не сдалась и была бы жива… Если бы Аберфорт остался с сестрой сам, а не орал на него, если бы он не начал ссориться с лучшим другом и сестра не метнулась между ним и Гелом…
Он чувствовал вину, но совсем не чувствовал, не мог даже заставить себя почувствовать раскаяние…
Слишком сильно его удерживали те, кого он должен был бы любить: любовь ушла. Она не могла оставаться на привязи. Дом, в котором он должен был жить, перестал быть ему домом — только потому, что возникло слово «должен». То же было и с родиной, от которой он так и не смог вырваться: она стала ему чужой. А потом уже — шахматным полем, экспериментальной площадкой.
Ему тогда помогла выжить одна-единственная вещь. Маггловская книга. Когда он, читая написанное неизвестным автором, который, казалось, макал перо не в чернила, а прямо в кровь его, Альбуса, мечты, дошел до строк:
«…Иные души
И в четырех стенах справляются с врагом…» (1)
Он чуть не задохнулся от боли и от облегчения одновременно, поняв и приняв, что это — о нем. Наследие путешественников сломало его где-то глубоко внутри. Благой переродился в неблагого, но так никогда и не осознал этого. Зато у него проявились все яркие качества путешественников: острый ум аналитика, изобретательность, дар рассказчика. Тяга к странствиям ослабла и понемногу растворилась в череде дней. И только понимание того, что это его душа — та самая «иная», особенная, вело его все дальше и дальше. К свету, как он всегда считал. Тогда еще юноша не понимал, как далеко заводит его уверенность в себе и тщеславие — это вовремя увидел лишь Фламель, но повлиять, к собственному удивлению, не смог, а потому предпочел расстаться со вроде бы перспективным, но, как выяснилось, проблемным учеником. А тот даже, вроде, и не заметил: мастерство манипуляции живыми людьми захватывало его все больше и больше, пока не стало не то чтобы смыслом — способом жизни.
О, он искренне любил людей — тех, что оказывались рядом, так, что никто не мог противостоять обаянию его голоса, ума и внимания. Только стоило человеку отойти, как он исчезал для молодого Альбуса, словно и не существовал никогда. У него не было дома и не было близких, да он и не помнил, когда перестал понимать, зачем они вообще нужны. И не приведи господь, как говорят магглы, быть любой фигурой на доске, когда за игру берется Эшу Неблагой, не знающий, кто он, да еще во имя общего блага…