Ему тогда помогла выжить одна-единственная вещь. Маггловская книга. Когда он, читая написанное неизвестным автором, который, казалось, макал перо не в чернила, а прямо в кровь его, Альбуса, мечты, дошел до строк:
«…Иные души
И в четырех стенах справляются с врагом…» (1)
Он чуть не задохнулся от боли и от облегчения одновременно, поняв и приняв, что это — о нем. Наследие путешественников сломало его где-то глубоко внутри. Благой переродился в неблагого, но так никогда и не осознал этого. Зато у него проявились все яркие качества путешественников: острый ум аналитика, изобретательность, дар рассказчика. Тяга к странствиям ослабла и понемногу растворилась в череде дней. И только понимание того, что это его душа — та самая «иная», особенная, вело его все дальше и дальше. К свету, как он всегда считал. Тогда еще юноша не понимал, как далеко заводит его уверенность в себе и тщеславие — это вовремя увидел лишь Фламель, но повлиять, к собственному удивлению, не смог, а потому предпочел расстаться со вроде бы перспективным, но, как выяснилось, проблемным учеником. А тот даже, вроде, и не заметил: мастерство манипуляции живыми людьми захватывало его все больше и больше, пока не стало не то чтобы смыслом — способом жизни.
О, он искренне любил людей — тех, что оказывались рядом, так, что никто не мог противостоять обаянию его голоса, ума и внимания. Только стоило человеку отойти, как он исчезал для молодого Альбуса, словно и не существовал никогда. У него не было дома и не было близких, да он и не помнил, когда перестал понимать, зачем они вообще нужны. И не приведи господь, как говорят магглы, быть любой фигурой на доске, когда за игру берется Эшу Неблагой, не знающий, кто он, да еще во имя общего блага…
В Малфой-маноре, сияющем после свежего ремонта семидесятого года, хозяева принимали важного и опасного, но весьма уважаемого гостя. Статный темноволосый мужчина с пронзительно-серыми глазами был без малого на десяток лет старше хозяина, но выглядел его ровесником.
— Абраксас, какие сведения у тебя есть об Олливандерах?
Светлые брови слегка приподнялись:
— Милорд, могу ли я узнать, чем вызван ваш интерес?
— Возможно. Но после того, как ты поделишься известными тебе фактами и своими домыслами.
Лорд Малфой хмыкнул:
— Буквально вчера видел старика. Чаек кормил возле Саутуоркского моста, — Абраксас задумался. — Но вид у него был, словно на похоронах, что мне показалось странным. Не вяжется такое выражение лица с любовью к природе.
— Что известно о его семье?
— С какого колена она вас интересует, милорд Певерелл?
— Даже так? Пусть будет с прадеда.
Хозяин щелкнул пальцами, призывая домовика.
— Добби, все об Олливандерах, все папки, кроме…
Том тихо кашлянул.
— Все папки, Добби. Разложить на столах по хронологии. Мы будем через десять минут. Милорд, позволите, я дам пару распоряжений, а потом мы пройдем в библиотеку?
— Так и знал, что их вывеска лишь пускает пыль в глаза, — усмехнулся Лорд Гонт-Певерелл.
— Я в этом никогда не сомневался… до нашей эры — пф!
— А вот тут интересно… Гибель жены? А куда подевалась дочь? А, еще вот это, посмотри, — Том передал Абраскасу листок, — интересно складывается, не находишь?
— Вот ведь… затейники. Выходит, дело в последнем поколении?
— Ну нет, скорее всего, исследования начал еще Джербольд, если не Джерейнт… Если бы они вели журналы, я бы почитал, — протянул Темный Лорд с предвкушением.
— Это приказ, милорд?
Том весело посмотрел на сподвижника. Конечно, этот змей выскользнет при любом удобном случае, только кто ж ему таковой предоставит…
— А сам не хотел бы?
— Я понял, милорд.
— Да не кланяйся. Чистокровный Малфой — перед полукровкой?
С недавних пор Тому стало нравиться эпатировать последователей своим происхождением. Еще года полтора назад он убил бы с особой жестокостью даже не за упоминание о его родителях, а всего лишь за мысль… Готов был выжечь эту память хоть Круциатусом, хоть каленым железом, хоть Авадой (и, помнится, в этом даже преуспел), но теперь стал совершенно иначе к этому относиться. Кто бы ни были его биологические родители, он был теперь Певерелл, Гонт-Певерелл. И этого достиг он сам, своими силами, способностями и только потом — правом крови. И он еще потрудится, чтобы завладеть правами на Слизерин. Он сделает это.
Выцарапанная адским трудом власть над замком подарила ему то, чего он сам не ждал: гордость и спокойное достоинство древнего рода. Том догадывался, что капризное наследство воспитывало его, меняло и перекраивало его личность, ковало, как клинок, отсекая лишнее, заполняя каверны, качественно меняя душу, словно гениальный кузнец — металл, но… все оказалось на руку. Тем забавнее было смотреть на надувавших щеки «бла-ародных», рафинированных представителей «священных двадцати восьми», когда в этом списке «внезапно случился» он. Так что теперь он позволял себе повеселиться…
Реакция была самой разной, но по ней можно было сделать массу полезных выводов, в том числе: от кого чего ожидать и кому насколько доверять. Впрочем, пока доверия его заслуживали всего четверо, но никто из них не был в стане соратников. Принцы и старик Селвин — просто сквиб, но умнейший изо всех встреченных им когда-либо разумных… Том улыбнулся, едва подумав о том, что в любое время может наведаться в гости, и заметил неожиданную реакцию своего визави.
— Хочешь мне что-то сказать, но не знаешь, как?
Абраксас вздрогнул. И дело было не в удивительно человечной улыбке на всегда жестком и практически непроницаемом лице Темного Лорда…
Малфои всегда умели чувствовать то, что называли «чистая кровь». Стоило им немного настроиться на человека, как они слышали его звучание: обычно это был аккорд или короткая мелодия. Музыкальный слух часто травмировали фальшивые ноты (потому так и раздражали Малфоев одним своим присутствием нечистокровные волшебники), а чистое звучание вызывало восхищение и внутреннюю гармонию.
Темный Лорд звучал… потрясающе. Как музыка Вагнера: пробирал до дрожи и в то же время завораживал. В нем не могло быть иной крови, кроме волшебной. Не могло. Но… как сказать ему об этом? А тот уже буквально «прочитал» его. Что ж, остается только…
— Мой лорд… Вы не можете быть не чистокровным. Это… фамильное чутье, если можно так сказать. Смотрите сами, милорд, — сняв одно из колец, Абраксас открылся. Впервые в жизни, — кроме раннего детства, конечно, — но не раздумывая: иного выхода попросту не было. И обмер от восхищения: лорд вошел взглядом мягко и аккуратно, даже не потревожив оставшуюся защиту, филигранно минуя болевые «тревожные» центры, поставленные Абраксасу еще дедом. Касание чужого разума можно было определить одним-единственным словом: нежное. Невероятное мастерство!
«Мда, значит, Замок поменял не только суть, не только личность, но и физически как-то воздействовал… Что ж, приеду — отблагодарю», — решил Том и освободил разум Малфоя от своего присутствия.
— Благодарю за доверие, лорд Малфой.
— Это действительно честь — служить такому магу, — выдохнул мужчина. — Я почти не чувствовал вашего давления, милорд…
— Его и не было, но это в большей степени — ваша заслуга. Впрочем… Хотите — научу?
— В нашем роду никогда не было склонности к легилименции, — помрачнел тот.
— Полагаете, у меня была врожденная склонность к тому, чтобы стать Певереллом?
— Что вы хотите сказать, милорд?..
Пораженный лорд Малфой — какое приятное и воистину неординарное зрелище…
— Уже сказал. Под лежачий камень вода не течет, Абраксас. Поработаем?
— Полагаете, я смогу? — Малфой не ожидал такого.
— Не стоит ограничивать себя в самопознании, мой друг… Даже если эти цепи ковало для вас не одно поколение предков. Я покину ваш гостеприимный дом ненадолго, а начнем… завтра с утра, на свежую голову, часов в десять, устроит?
— Конечно, милорд. Как будет удобно вам.
После того как лорд Гонт-Певерелл покинул манор, Абраксас Малфой упал в кресло. Неужели все может быть так, как он говорил? Тот, кто смог подняться из плебеев в настоящие лорды, получить не только признание, но силу, умение, мощь… Неужели подобное станет возможным и для него? Новый дар, который можно… заработать самому?! И если не передать детям, так описать, как этого достичь? А если не один? Да он костьми ляжет! Его Лорд уже показал ему путь, и если все удастся, он будет самым верным сторонником этого человека. Кем бы тот ни был. Просто потому, что это того стоит.