– А эти поддельные паспорта, которые вручались агенту для получения денег, – вы что-нибудь о них знаете? Как их изготовляли, где регистрировали?
– Нет, не знаю. Ах да, вот только помню, что на каждом была въездная виза страны, где находился банк, и штамп о въезде.
– Штамп о въезде? Вот как!
– Да. Мне кажется, эти паспорта никогда не предъявлялись на границе, а только в банке для получения денег. Агент, должно быть, въезжал в страну под собственным именем, совершенно законно прибывал в страну, где его дожидались деньги, а затем использовал в банке поддельный паспорт. Во всяком случае, так мне это представляется.
– А вам известно, почему сначала выплаты осуществлялись через резидента, а в дальнейшем через человека, привозившего деньги из Лондона?
– Известно. Я спрашивал об этом у своих бабенок в расчетном отделе. Дело в том, что Контролер боялся…
– Контролер? Вы хотите сказать, что эти выплаты курировал сам Контролер?
– Да, он. Он боялся, что местного резидента могут опознать в банке, поэтому решил посылать почтальона и выбрал для этой цели меня.
– Когда состоялись ваши поездки?
– В Копенгаген – пятнадцатого июня. В тот же вечер я улетел обратно. А в Хельсинки – в конце сентября. Там я пробыл два дня. – Он ухмыльнулся, но Петерс не обратил на это ни малейшего внимания.
– А другие выплаты? Как производились они?
– Вот этого, прошу прощения, не помню.
– Но одна совершенно наверняка в Осло?
– Да, в Осло.
– С каким интервалом производились две первые выплаты через резидентов?
– Точно не знаю. Думаю, с небольшим. Месяц или вроде того. Может, чуть больше.
– Как вы думаете, работал этот агент до того, как была произведена первая выплата? Не было ли это указано в досье?
– Нет, в досье были только даты выплат. Первая – в начале пятьдесят девятого. И никаких других сведений. Все операции со специальной страховкой проводятся по этому принципу. В разных досье хранятся сведения по одному и тому же делу. Только тот, у кого главный ключ, может сложить все фрагменты воедино.
Петерс теперь писал, не переставая. Лимас был уверен, что где-то в комнате работает и магнитофон. Но расшифровка магнитограммы потребует определенного времени. То, что Петерс записывает сейчас, ляжет в основу телеграммы, которая уже сегодня вечером уйдет в Москву, а тем временем шифровальщики в советском посольстве в Гааге проведут ночь за передачей дословного текста их многочасовой беседы.
– Скажите-ка, – начал Петерс, – ведь речь идет о крупных суммах. И метод их передачи очень непростой и дорогостоящий. Что вы сами думаете по этому поводу?
Лимас пожал плечами.
– А что мне думать? Должно быть, у Контролера появился чертовски ценный агент, но я не видел материалов и ни о чем не могу сказать наверняка. Мне не нравилось, как все это делалось – слишком уж сложно, слишком хитро и изобретательно. Почему бы просто не встретиться и не передать наличными? Зачем заставлять агента пересекать границу с настоящим паспортом, держа в кармане поддельный? Все это как-то странно.
Лимас чувствовал, что рыбка клюнула, теперь нужно было набраться терпения.
– Что вы имеете в виду?
– А то, что, насколько мне известно, деньги из банка ни разу не забирались. Возможно, это был какой-то высокопоставленный агент из страны за «железным занавесом» – значит, деньги должны были быть у него под рукой на случай необходимости. Так мне кажется, но я об этом не очень-то задумывался. Зачем мне это? В том-то суть нашего ремесла: знать только фрагменты общей картины. А стоит сунуть нос куда не следует, тебе же и не поздоровится.
– Если деньги, как вы предполагаете, не были востребованы, то к чему все эти предосторожности с паспортами?
– Когда я работал в Берлине, мы разработали определенный механизм для Карла Римека на случай, если ему придется бежать и он не сможет вступить с нами в контакт. Мы держали для него поддельный западногерманский паспорт на явочной квартире в Дюссельдорфе. Он мог его получить в любую минуту при соблюдении определенной процедуры. Паспорт ни разу не был просрочен – отдел специальных поездок возобновлял паспорт и визу, как только их срок истекал. Возможно, Контролер использовал ту же методику и с этим агентом. Правда, это всего лишь мое предположение.
– А откуда вам известно, что паспорта продлевались?
– Есть соответствующие пометки в досье, циркулирующих между расчетным отделом и отделом спецпоездок. Отдел спецпоездок как раз и ведает поддельными паспортами и визами.
– Понятно. – Петерс задумался на минуту, а потом спросил:
– Под каким именем вы бывали в Копенгагене и Хельсинки?
– Роберт Ланг, инженер из Дерби. Так меня звали в Копенгагене.
– Какого числа вы были в Копенгагене?
– Я уже говорил вам – пятнадцатого июня. Я прибыл туда в половине двенадцатого. – И в какой банк вы обратились?
– Боже мой, Петерс, – наливаясь гневом, сказал Лимас, – в Королевский скандинавский. У вас это уже записано.
– Просто хотелось удостовериться, – спокойно ответил Петерс. – А как вас звали в Хельсинки?
– Стефен Беннет, инженер-кораблестроитель из Плимута. А там я был в конце сентября, – с сарказмом добавил он.
– Вы побывали в банке в день прибытия?
– Да, двадцать четвертого или двадцать пятого, точно не помню, это я тоже говорил вам.
– Вы привезли деньги с собой из Англии?
– Разумеется, нет. В обоих случаях мы переводили их на счет местного резидента. Резидент снимал их, встречал меня в аэропорту и передавал сумку с деньгами, а я отвозил их в банк.
– Кто сейчас резидент в Копенгагене?
– Петер Йенсен, книготорговец из университетской книжной лавки.
– А какие псевдонимы использовал агент?
– Хорст Карлсдорф в Копенгагене. Кажется, так. Да, точно: Карлсдорф. Помню, мне все время хотелось сказать: «Карлхорст».
– Профессия?
– Менеджер из Клагенфурта, Австрия.
– А другой псевдоним? Для Хельсинки?
– Фехтман. Адольф Фехтман из Сент-Галлена, Швейцария. У него было ученое звание. Да, доктор Фехтман, архивариус.
– Понятно. У обоих родной язык немецкий.
– Да, я тоже обратил на это внимание. Но немцем он быть не мог.
– Почему же?
– Я ведь был главой всей немецкой агентуры. Подобное дело не прошло бы мимо меня. Агента такого уровня нужно курировать из Западного Берлина. Я бы о нем, конечно, знал.
Лимас поднялся, подошел к буфету и налил себе виски. Предложить виски Петерсу он и не подумал.
– Вы же сами говорили, что в данном случае осуществлялась особая подстраховка, специальная процедура. Может быть, им незачем было ставить вас в известность.
– Не порите чушь, – резко возразил Лимас. – Конечно, они поставили бы меня в известность.
С этой позиции его было не сбить, как бы они ни старались. Это должно было внушить им уверенность, будто со стороны им виднее, и придать большую достоверность тому, что он говорил. «Пусть они сами сделают должные выводы вопреки тому, что будете утверждать вы, – сказал ему Контролер. – Вам следует дать им материал и не соглашаться с выводами, которые они станут делать. Положитесь на их ум, тщеславие и на их подозрительность друг к другу – и тогда мы добьемся своего».
Петерс кивнул, как бы соглашаясь с некой утешительной истиной.
– Вы гордец, Лимас, – снова сказал он.
Вскоре после этого Петерс ушел. Он пожелал Лимасу хорошо отдохнуть и пошел по дороге вдоль берега моря. Было время обеда.
Глава 10. Третий день
Петерс не появился ни вечером, ни на следующее утро. Лимас сидел дома, с нарастающим раздражением дожидаясь какой-нибудь вести от него, но ее все не было. Он осведомился у домовладелицы, но та лишь улыбнулась в ответ и пожала полными плечами. На следующий день часов в одиннадцать он вышел прогуляться вдоль берега, купил сигарет и угрюмо полюбовался морем.