– А кто такой Мундт? – повторила Лиз, но ее вопрос снова остался без ответа.
Лиз медленно шла следом за женщиной по бесконечным коридорам через решетчатые двери с охранниками возле них, мимо железных дверей, из-за которых не доносилось ни звука, по бесконечным лестницам, через огромные помещения под землей, пока ей не начало казаться, что она попала в глубь самого ада, где никто даже не скажет ей, что Алек уже мертв.
Она не знала, сколько уже времени, когда услышала шаги в коридоре. Быть может, часов пять, а может, полночь. Она не спала, а просто сидела и тупо глядела в кромешную тьму, пытаясь хоть что-нибудь услышать. Она никогда прежде не подозревала, что тишина бывает такой страшной. Один раз она крикнула и не услышала в ответ даже эха. Осталась только память о том, что она кричала. Она представила себе, как звук ее голоса бьется о плотную тьму, точно кулаку о стену. Сидя на кровати, она стала двигать руками, и они показались ей тяжелыми, словно она гребла в воде. Лиз знала, что камера очень маленькая, тут были только кровать, раковина без крана и неуклюжий стол. Она заметила все это, когда ее ввели сюда. Потом свет мгновенно погас, и Лиз опрометью бросилась туда, где должна была стоять кровать, ударилась о нее ногой, села да так и сидела, дрожа от страха. Но вот наконец послышались чьи-то шаги. Дверь камеры распахнулась.
Она сразу узнала его, хотя в бледно-голубом свете коридора можно было различить только силуэт. Подтянутая, крепкая фигура, твердый очерк скул и красивые короткие волосы, чуть подсвеченные горевшим позади него светом.
– Я Мундт, – сказал он. – Иди за мной. Скорее.
Голос у него был самоуверенный, но слегка приглушенный, словно он боялся, что его услышат.
Лиз охватил ужас. Она вспомнила слова охранницы: «Мундт знает, как надо обращаться с евреями». Она стояла у кровати, испуганно глядя на него и не зная, что делать.
– Поторапливайся, идиотка! – Мундт схватил ее за руку. – Живо!
Лиз позволила ему вывести себя в коридор. И с удивлением смотрела, как Мундт тихонько запирает дверь опустевшей камеры. Потом он грубо рванул ее за руку и потащил почти бегом по коридору. Лиз слышала шум кондиционеров и иногда звук шагов в других коридорах. Она заметила, что Мундт идет с осторожностью, останавливаясь и даже отступая назад от некоторых проходов, или заходя вперед, чтобы удостовериться, что там никого нет, и лишь затем давая ей знак следовать за ним. Казалось, он был уверен, что Лиз не отстанет и что она понимает, куда он ее ведет. Словно Лиз была его сообщницей.
Вдруг Мундт остановился и вставил ключ в замочную скважину обшарпанной железной двери. Лиз ждала, охваченная паникой. Он резко распахнул дверь, и свежий, холодный воздух зимнего вечера ударил ей в лицо. Он кивнул ей все с той же настойчивостью, и Лиз спустилась по двум ступенькам вниз и пошла за ним по гравиевой дорожке через заброшенный огород.
Они подошли к вычурным готическим воротам. За ними было шоссе. У ворот стояла машина. А возле нее Алек Лимас.
– Стой тут, – одернул ее Мундт, когда Лиз рванулась было вперед. – Жди меня здесь.
Мундт прошел вперед, и Лиз, казалось, целую вечность смотрела, как двое мужчин о чем-то тихо переговариваются, стоя у машины. Сердце Лиз бешено колотилось, она дрожала от холода и страха. Наконец Мундт вернулся.
– Пошли, – сказал он и повел ее к Лимасу. Некоторое время мужчины молча глядели в глаза друг другу.
– Прощайте, – равнодушно бросил Мундт. – Вы дурак, Лимас. Она ведь той же породы, что и Фидлер.
Он быстро повернулся и скрылся в сумерках.
Лиз протянула руку и дотронулась до Лимаса. Он отвернулся и отвел ее руку. Потом открыл дверцу машины и кивнул, чтобы она садилась, но Лиз медлила.
– Алек, – прошептала она, – что ты делаешь? Почему он позволил тебе бежать?
– Заткнись! – прошипел Лимас. – Забудь об этом раз и навсегда, ясно? Залезай в машину!
– Алек, что он сказал про Фидлера? Почему он нас отпустил?
– Отпустил потому, что мы сделали то, что от нас требовалось. Полезай в машину. Живо!
Под напором его неумолимой воли Лиз влезла в машину и закрыла дверцу. Лимас сел рядом.
– Какую сделку ты с ним заключил? – настаивала она со все большим подозрением и страхом. – Мне сказали, что вы действовали заодно – ты и Фидлер. Почему же Мундт отпустил тебя?
Лимас завел машину, и вскоре они уже мчались по узкому шоссе. По одну сторону были голые поля, по другую – темные однообразные холмы, постепенно сливающиеся с темнеющим небом. Лимас взглянул на часы.
– Нам пять часов до Берлина, – сказал он. – Без четверти час надо быть в Кепенике. Мы успеем.
Некоторое время Лиз молча глядела в окно на пустую дорогу, смущенная и заплутавшая в лабиринте не додуманных до конца мыслей. Поднялась полная луна, мороз сковал тонкой пленкой поля. Они выехали на автостраду.
– Я на твоей совести, Алек? – спросила она наконец. – Поэтому ты и заставил Мундта освободить меня?
Лимас ничего не ответил.
– Вы ведь с Мундтом враги. Правда?
Он снова промолчал. Ехали они очень быстро, на спидометре было сто двадцать километров. Автострада была в рытвинах и колдобинах. Лиз заметила, что Лимас врубил фары на полную мощность и не гасил их перед встречными машинами. Он гнал машину, наклонившись вперед и почти упершись локтями в руль.
– Что будет с Фидлером? – спросила Лиз.
На этот раз Лимас ответил ей:
– Его расстреляют.
– А почему они не расстреляли тебя? Ты же вместе с Фидлером действовал против Мундта, так мне сказали. Ты убил охранника. Почему Мундт позволил тебе бежать?
– Ладно! – внезапно закричал Лимас. – Я объясню тебе. Я расскажу тебе то, чего ты ни в коем случае не должна знать. Ни ты, ни я. Так вот, слушай: Мундт – наш человек, он британский агент, его завербовали, когда он был в Англии. Мы с тобой участвовали во вшивой, поганой операции по спасению его шкуры. По спасению Мундта от маленького хитрого еврея в его же департаменте, который начал догадываться об истине. Нас заставили убить его. Понимаешь, убить этого еврея. Ну вот, теперь ты все знаешь, и да поможет нам Бог.
Глава 25. Стена
– Если все это так, Алек, – сказала Лиз, – то в чем заключалась моя роль?
Она говорила спокойно, почти деловито.
– Я могу только строить догадки на основе того, что знаю и что рассказал мне Мундт. Фидлер подозревал Мундта, подозревал с тех самых пор, как тот вернулся из Англии. Фидлер считал, что Мундт ведет двойную игру. Конечно, он ненавидел Мундта – это вполне понятно, но он оказался прав: Мундт действительно был агентом Лондона. Фидлер был слишком влиятелен, чтобы Мундт мог свалить его в одиночку, поэтому в Лондоне решили сделать это за него. Представляю себе, как они там все это разрабатывали, эти чертовы интеллектуалы. Так и вижу, как они сидят рядышком у камина в каком-нибудь из своих поганых клубов. Они понимали, что мало просто убрать Фидлера: он мог что-то рассказать друзьям или опубликовать свои улики. Они хотели уничтожить само подозрение как таковое. Публичная реабилитация – вот что они решили организовать для Мундта.
Он свернул на левую полосу, чтобы обогнать грузовик с прицепом. И в это мгновение перед ними внезапно вырос грузовик. Лимасу пришлось выжать тормоза, чтобы не врезаться в ограждение.
– Они сказали, что я должен подловить Мундта, – спокойно продолжал он, – сказали, что его нужно уничтожить и что я буду наживкой. И что это будет моим последним заданием. И вот я начал пить, потом избил бакалейщика… Ну, остальное ты знаешь.
– И завел роман? – кротко спросила она.
Лимас покачал головой.
– Но дело, понимаешь, в том, что Мундт обо всем знал. Ему был известен весь план. Он вышел на меня вместе с Фидлером, а потом позволил тому взять дело в свои руки потому, что был уверен, что Фидлер в конце концов сам совьет себе веревку. Я должен был навести их на то, что на самом деле было правдой – на то, что Мундт английский шпион. – Он помолчал. – А ты должна была дискредитировать меня. Фидлера уничтожили, а Мундт вышел сухим из воды, спасся, вырвавшись из сетей империалистического заговора. Есть ведь старое правило: после ссоры любовь вдвое слаще.