Он очнулся в больничной кровати, у изножья которой, покуривая сигарету, стоял Фидлер.
Глава 18
Фидлер
Лимас огляделся по сторонам. Постель с простынями. Палата на одного, окно без решеток, лишь занавески, а за ними матовое стекло. Бледно-зеленые стены, темно-зеленый линолеум на полу. И Фидлер, стоящий над ним с сигаретой в зубах.
Санитарка принесла еду: яйца, жидкий бульончик и фрукты. Чувствовал он себя отвратительно, но решил, что поесть все же следует. Он принялся за еду. Фидлер продолжал глядеть на него.
— Как вы себя чувствуете?
— Чудовищно, — ответил Лимас.
— Но немного получше?
— Вроде бы да. — Лимас помолчал. — Эти мерзавцы измолотили меня.
— Вы убили охранника. Вам это известно?
— Я так и предполагал… А чего они ожидали, действуя столь идиотично? Почему не взяли нас обоих сразу? Зачем было вырубать свет? Они явно перестарались.
— Боюсь, что мы, немцы, всегда готовы перестараться. У вас там довольствуются тем, что необходимо.
Они замолчали.
— А что было с вами? — спросил Лимас.
— Тоже допросили с пристрастием.
— Люди Мундта?
— Они и лично Мундт. Очень странное ощущение!
— Можно сказать и так.
— Нет, нет, я говорю не о физической боли. В смысле боли это было сущим кошмаром. Но у Myндта, видите ли, были личные причины поглумиться надо мной. Независимо от моих показаний.
— Потому что вы высосали из пальца всю эту историю?
— Потому что я еврей.
— О Господи, — вздохнул Лимас. — Поэтому меня обрабатывали с особым усердием. А он стоял рядом и все время шептал мне… Все это очень странно…
— Что он шептал?
Фидлер помолчал, а потом пробормотал:
— Ладно, все уже позади.
— Но что все это значит? Что случилось?
— В тот день, когда нас арестовали, я обратился в Президиум за ордером на арест Мундта.
— Вы рехнулись, Фидлер. Я говорил вам, что вы просто рехнулись. Он никогда…
— Кроме предоставленных вами, у нас имелись против него и другие улики. Я собирал их по крупицам в течение последних трех лет. Вы дали нам решающее доказательство, вот и все. Как только это стало ясно, я разослал докладную всем членам Президиума. Кроме Мундта. Они получили ее в тот день, когда я потребовал его ареста.
— В тот день, когда он арестовал нас.
— Да. Я знал, что Мундт без боя не сдастся. Знал, что у него есть в Президиуме друзья или по крайней мере сторонники. Люди, которые испугаются и прибегут к нему, как только получат докладную. Но я был уверен, что в конце концов он проиграет. Президиум получил страшное оружие против него — мою докладную. Нас тут пытали, а они тем временем читали и перечитывали ее, пока не поняли, что все в ней точно. И каждый из них понял, что все остальные тоже понимают это. И они начали действовать. Объединенные общим страхом, общей слабостью и общим знанием фактов, они выступили против него и назначили трибунал.
— Трибунал?
— Закрытый, разумеется. Он состоится завтра. Мундт арестован.
— А какие у вас еще улики? Что вам удалось собрать?
— Завтра узнаете, — улыбаясь, ответил Фидлер. — Всему свое время.
Он замолчал, глядя на Лимаса.
— А этот трибунал, — спросил Лимас, — как он проводится?
— Все зависит от президента. Не забывайте, это ведь не народный суд. Скорее похоже на следственную комиссию — заседание комиссии, назначенной Президиумом для расследования обстоятельств определенного дела. Трибунал не выносит приговор, он дает рекомендацию. Но в случае вроде нынешнего рекомендация равнозначна приговору. Просто она остается секретной как часть работы Президиума.
— А как ведется расследование? Адвокат? Судьи?
— Там будут трое судей, — сказал Фидлер, — и адвокат. Завтра я выступлю обвинителем по делу Мундта. А защищать его будет Карден.
— Кто такой Карден?
Фидлер помолчал.
— На редкость крутой мужик, — сказал он. — Внешне смахивает на сельского врача — невзрачный и благодушный. Но он прошел через Бухенвальд.
— Почему Мундт не взял защиту на себя?
— Не захотел. Говорят, у Кардена есть свидетель защиты.
Лимас пожал плечами.
— Ну, это уже ваши проблемы, — сказал он.
Они снова замолчали. Потом Фидлер сказал: